Цена империи. Фактор нестабильности - Влад Тарханов Страница 31

Санкт-Петербург. Мариинский дворец. 22 ноября 1880 года.

ЕИВ Михаил Николаевич

В Российской империи голод — состояние перманентное. Редко, когда три-четыре губернии не страдают от недорода, чаще шесть-восемь. Большой голод — это когда недород уже в пятнадцати губерниях и более того. Такой голод должен был накрыть страну в 1891-м году. Но я готовился не к нему. В 1883-м восемь губерний будут нуждаться в хлебной помощи. В этом году только шесть! Сказал, и меня аж передернуло! Проблема была в том, что наш бюрократический аппарат на сие бедствие почти не реагировал. Есть в губернии запасы зерна на этот случай — их раздают в виде помощи крестьянам. Кому сколько достанется. Местные чинуши отнормируют сие вспомоществование и на этом деле поставят крест. А! Могут еще благотворительность проявить. При этом в соседней губернии на пристанях зерно может гнить, ибо уродилось, а цену не дают. Особенности внутреннего рынка, на котором властвуют спекулянты. Именно большевики использовали хлеб как главное оружие установления диктатуры пролетариата. Еще весною я разразился указом, который определил, что никакой бесплатной помощи в голодных губерниях не будет. Крестьянские семьи получали зерно в обмен на рабочие руки. Был составлен план общественных работ, на которые их привлекали. ^[18] И главными были работы по улучшению того, что не существует. Я имею ввиду дороги. У нас ведь не дороги, а направления. А как можно улучшить направление? Вот! Но делать-то надо! Там, где планировалось строительство железных дорог — крестьяне привлекались на это дело, в прочих местах — латали мосты, укрепляли полотно, засыпали щебнем ямы. Работы хватало. Были составлены планы, куда из государственных хранилищ следует направлять зерно, в случае недорода. А еще, крестьянские хозяйства в местах с недородом обязывались высаживать картофель.

Тут такой феномен наблюдался: в нечерноземных районах картофель активно культивировали и это помогало голод пережить. В районах, богатых черноземом — выращивали исключительно зерно, на земляные яблоки внимания не обращали. Старался Петр Алексеевич привить любовь к картофелю, да не достарался. А тут пример Швеции под боком. Как только начали активно выращивать барабольку, голод ушел, в стране стало увеличиваться население. Сейчас его даже слишком много — уезжают на заработки в САСШ. Народ у нас косный, не просвещенный. Господи! Сколько ломать! И с чего начать? При этом еще больше надо строить! А взбесило меня сегодня то, что в губерниях, в которых случился недород, никто ничего не делал. Никаких общественных работ! Отписались, зерно приготовили к раздаче, но опять никто не пошевелился позаботиться перебросом зерна из Нижнего Поволжья, где был большой урожай, в проблемные губернии. Предписание получили. Отписались, что списались! Ссуки! Надо чуть проредить чиновничье поголовье! А то оскотинились, Анну на шею, на людей смотрят, как на быдло, нос ворочают. Понимаю я красных, которые с удовольствием эту сволоту расстреливали. Вот только мне таких возмущений не надо. С этой сволотой было убито огромное число неповинных, умных, деятельных людей, которые могли принести огромную пользу государству. Вызвал секретаря.

—Сергей Юльевич, ждут?

—Только что прибыли, государь.

—Прекрасно. Зовите. И еще. Сколько вам понадобиться времени, чтобы составить справку о состоянии существующей железнодорожной сети?

Витте задумался.

—Три дня.

—Хорошо, я дам вам неделю. Через неделю жду вас с докладом. И запланируйте поездку на Рязанский шпалопропиточный завод, предупредите фон Мекка. Когда это возможно?

—Двадцать пятого или двадцать седьмого. Если в этом месяце.

—Так, лучше на двадцать пятое.

Интересно, как это у Николая Второго, ныне уже покойного, получалось ворон пострелять? Читал его дневники с чувством брезгливости. Насколько недалекий типус, ежели по ним судить. Как историк я точно знаю, что эти дневники подлинники, но верить в это не хотелось. Зачем тянуть воз, который тебе в тягость? Не можешь, не хочешь… слезай с таксо, иди пешком — капусту выращивай, бери пример с великих! В кабинет заходят двое. Начальник департамента государственной полиции Плеве и государственный контролер Сольский. После официального приветствия прошу их занять свои места.

—Господа, что вы думаете по поводу справки, что я отправил вам? Прошу, Вячеслав Константинович, хочу узнать ваше мнение.

—Ваше Императорское Величество, по моим каналам сведения подтверждаются. Мы уже имели отдельные сигналы, но полнота картины не была ясна. На мой взгляд, мы имеем дело либо с осознанным саботажем ваших решений, либо с обычным головотяпством. Но в таком масштабе назвать оное обычным я бы не рискнул.

—Дмитрий Мартынович?

—Надо бы разобраться, Ваше Императорское Величество. Ревизию отправить. Мне кажется, что там воровство. Скорее всего, зерна-то в магазинах ^[19] и элеваторах там нет. Распродали тихонечко, да сейчас спишут на помощь голодающим, да еще и запрос пошлют — не хватает, мол. Голод — он всё спишет. Посему и работы не хотят организовывать. За работу надо людям что-то давать, отчетность, опять-таки. Можно попасться. Оно, конечно, государственная монополия на вывоз зерна за границу аппетиты спекулянтов-то поубавил, да не настолько, чтобы уж очень.

—Значит, если пошлете ревизоров, будут серьезные проблемы? Хлебные бароны они люди с железной хваткой. Так что тут надо, чтобы оба ваших ведомства слились в экстазе, так сказать. В общем, вы, Дмитрий Мартынович, готовьте ревизию, причем быструю и беспощадную. А вы, Вячеслав Константинович, обеспечьте им силовое прикрытие, дабы никто палки в колеса ревизии не вставлял. Привлекайте людей из столицы, мне ли вас учить?

Обговорив все нюансы предстоящего действа, в котором самым тонким моментом оставался как раз человеческий фактор… знаете сами, нет такого человека, которого нельзя было подкупить, разве что Мехлиса нельзя было… Ладно, найти неподкупных и честных можно, кстати, и у Сольского репутация Мехлису под стать. Утверждают, что неподкупен. Но все-таки несколько людей и Воронцова-Дашкова, и Мезенцева приглядывать за ними будут. На всякий случай. Очень я хочу понять — не хотят ли зерновые бароны снова стать королями, да еще и на царство замахнуться?