Изменить судьбу. Вот это я попал - Олеся Шеллина Страница 31

– Петрушенька, я как услышала, что ты вернулся, то сразу же решила навестить тебя и по-родственному, и по-дружески. Да предупредить.

– О чем предупредить? – я наклонил голову. В последнее время начал замечать, что этот жест становится едва ли не навязчивым. А еще мне до смерти надоел парик. Голова под ним постоянно потела, свои волосы выглядели тусклыми, сколько я их ни мыл, да еще и кожа на голове стала в последнее время шелушиться. И я решил наплевать на мнение света, иноземцев и кого угодно, кому данная тема была интересна, и с завтрашнего дня отказаться от ношения этого сомнительного украшения.

– Ходят слухи, что ты чуть ли не похитил их святейшеств: Феофана и Феофилакта и удерживаешь их едва ли не силой, – Елизавета понизила голос и наклонилась еще ниже.

– Пра-а-а-вда? – протянул я, почесав нос. – И кто это так много интересного про меня говорит?

– Да болтают люди всякое, – Лизка тут же дала задний ход. – То тут слушок, то там шепоток. Ты же давненько в свет не выходил…

– Поправь меня, Лизонька, если я ошибаюсь, – я прищурился. – Вместо того, чтобы положенный траур соблюдать, объявленный мною по великой княжне, кто-то где-то едва ли не ассамблеи устраивает, утехам различным предается, да еще и болтает всякое?

– Ну что ты, Господь с тобой, конечно же нет, – Лиза всплеснула руками. – Просто собираемся на литературные вечера, читаем вслух, а кто умеет, тот стихи складывает и декламирует. Наташенька так любила читать, упокой Господь ее душу безгрешную. – И мы вместе очень синхронно перекрестились. Этот жест отработан у всех так, что идет на автомате, я даже не осознаю, как креститься начинаю.

– А вот это еще интересней, потому что я всегда думал, что чтение книг – это не то, что может привлечь, ну, к примеру, тебя, – я широко улыбнулся, глядя, как она сдвинула брови. – Ну да ладно, читаете, и то хорошо, даже если в кругу опоры трона Российского начали вслух читать сеньора Боккаччо, да еще и при девицах. Но вот то, что болтают обо мне без меры – вот это плохо. Их святейшества гостят в этом дворце совершенно по своей доброй воле и думают, как выполнить мое повеление – организовать школы, в которых крестьянских детей будут грамоте обучать, да богадельни, дабы помощь больным и увеченным давать. Сие есть дела богоугодные и честные.

– Ну, раз так… – на этот раз голос ее звучал не слишком убедительно. – И кто же натолкнул тебя на мысль такую благочестивую?

– Так ведь князь Куракин, который пришел меня навестить в горе моем да мошной начал трясти, говорить, что на все деньги батюшки своего покойного желает шпиталь построить для увеченных и обездоленных офицеров, здоровье служению России-матушки положивших, – я снова слегка наклонил голову. – Вот бы кто об этом его порыве на ваших этих вечерах поведал. Не оскудела ведь Русь на благочестивых людей. Может, кто и поспособствует и князю, и их святейшествам, – я вздохнул. – Вот только сдается мне, что не только о моем здоровье печалясь, появилась ты здесь, Лизонька.

– Нет, Петруша, не только. Еще спросить тебя хотела, а Бутурлин и братья Шуваловы разве не вернулись с тобой?

– Нет, – я пристально смотрел на нее, отслеживая каждое изменение на красивом выразительном лице. – Я их с Минихом отослал в Санкт-Петербург. Христофору Антоновичу людишки потребовались, дабы помогать ему в его нелегком деле строительства величайшего города в мире. Да еще и корпус кадетский организовывать нужно, отроков воинскому искусству с малых лет учить.

– Но… Это ведь мои люди, приставленные в мою свиту…

– Что-о-о? – я привстал, гневно глядя на отпрянувшую Елизавету. – Уж не хочешь ли ты мне сказать, разлюбезная моя тетушка, что ставишь свои хотелки превыше дел государственных?

– Ну что ты, что ты, конечно же нет, – она замотала головой. Правильно, ты пока никто и звать тебя Лизка. И даже Верховный тайный совет на тебя не поставит в случае моей кончины. За Бутурлина переживаешь? Не переживай, не отправлю я его в Тмутаракань, нужен он мне больно.

– Вот и славно, – я снова сел в кресло, думая, как бы мне половчее от нее отделаться.

Словно прочитав мои мысли, на помощь пришел Репнин. Аккуратно открыв дверь, он вошел в кабинет и, очень старательно не обращая внимания на Елизавету, подошел ко мне, обогнув стол. Наклонившись, он прошептал так, что слышать его смог только я.

– Государь, тут притащили гвардейцы трех офицеров на твой суд, просто не знали, что с ними делать.

– Не понял, – я удивленно посмотрел на Репнина. – Как это гвардейцы офицеров притащили? Какие гвардейцы и зачем притащили?

– Преображенцы своих офицеров. Они просто не знали, что делать, и решили вот так поступить, хотя и ожидают, что придешь ты в ярость и батога им выпишешь, ежели не более того.

– Так, я снова не понял, – поднявшись, я кивнул Елизавете. – Простить меня прошу, Лизонька, но дела государственные не позволяют мне задержаться и поболее подле тебя побыть.

Елизавета кусала губы, и видно было, что готова она на многое пойти, лишь бы выяснить, что произошло и отчего такой кипеж. Ничего, дорогая моя, перетопчешься. Я же, дай бог, этот год переживу и замуж тебя тотчас же выдам.

Быстрым шагом выйдя из кабинета, я оставил дверь открытой, чтобы уберечь Елизавету от соблазна порыться в моих бумагах.

Уже в коридоре я обернулся к Репнину.

– Что произошло?

– Как я понял из сбивчивой речи подпоручика Юдина, Иван Алексеевич Долгорукий пришел в гости в Никите Юрьевичу Трубецкому в сопровождении Степана Лопухина. Разгорелась ссора, в пылу которой Иван Алексеевич принялся душить Никиту Юрьевича и даже попытался вытолкнуть того в окно. Но Никита Юрьевич на этот раз терпеть не стал и сунул Ивану Алексеевичу кулак в рыло, сломав тому нос. Слов было сказано много, и все они шли вразрез с императорскими указами. Степан Лопухин безуспешно пытался разнять драчунов, но у него не получалось. Тогда он в отчаянье крикнул Юдина и троих гвардейцев, кои в дом Трубецкого пришли по приказу последнего. Видя, что скоро дело дойдет до смертоубийства, подпоручик вспомнил неприятность, случившуюся в Царском Селе, и как их всех допрашивал Ушаков Андрей Иванович. Опыт данный ему дюже не понравился, и повторять его никакого желания у подпоручика не было. Он предпочел попасть под твой гнев, государь, нежели под ласковый взгляд Андрея Ивановича. Не разбираясь более, гвардейцы во главе с подпоручиком скрутили всех троих и привезли сюда. Я не знал, куда их определить, поэтому определил в малую гостиную под присмотром преображенцев, которые их привезли, и поспешил доложить тебе, Петр Алексеевич.

Я даже не заметил, как мы остановились. Стоя посреди коридора, я слушал Репнина, приоткрыв рот, и не знал, как на данный рассказ реагировать. Единственные слова, которые я сумел из себя выдавить, были:

– Вот этого я точно не ожидал.

После этого поспешил к малой гостиной, чтобы увидеть все своими глазами.