Когда оживают Страхи - Сергей Джевага Страница 31

И лишь До на своем троне продолжала казаться реальной. Но тоже менялась: сначала волосы обратились змеями, затем тело обросло чешуей и шипами, появились паучьи лапы. Лицо превратилось в оскаленную морду, а во рту возникло несколько рядов острейших треугольных зубов. Язык стал раздвоенным и длинным, а пальцы обзавелись когтями.

– Нет! Ты не уйдешь! – закричала она. – Не сейчас, когда так блис-ско…

Пленница Тени потянулась разом удлинившейся рукой, зарычала. Но когти схватили лишь пустоту. А я испытал нечто сродни падению в яму: боролся с тошнотой и головокружением, пытался вздохнуть.

– Я найду тебя, Мак-Моран! – взревели Тени. – Найду!.. И тогда ты покоришься!..

«Да черта с два!» – хотел сказать я. И даже открыл рот, но ощутил… соленую воду. Задохнулся, булькнул, захрипел. Попытался отмахнуться от льющегося на лицо потока и совершенно неожиданно осознал: нахожусь в другом месте.

– Орм! Орм! Ты жив?..

Голос долетал откуда-то издалека, прорываясь сквозь тьму и гул в ушах. Смутно знакомый, с нотками беспокойства и паники. И одновременно я почувствовал холод камней под спиной, боль в разбитом теле, жжение кожи на лице. На миг замер, пораженный мучительным непониманием и раздвоением: слышал и ощущал Тень, но уже находился в реальности.

– Орм!..

По щекам снова похлопали и плеснули ледяной водой. Я осознал, что сейчас последует очередной замах, и разлепил непослушные губы:

– Коул, еще раз так сделаешь, и я буду вынужден тебя поколотить.

– Жив, – с каким-то удивлением и невероятным облегчением выдохнул делец. – Не представляешь, как я рад. Ты долго не приходил в себя, почти не дышал, пульс не прощупывался. И я думал, опять останусь…

– То есть испугался ты не за свою жизнь, а того, что будешь в одиночестве? – пробормотал я.

Боль, до того далекая и невнятная, обрушилась с удвоенной силой. Голова трещала и гудела, как котел, многострадальные ребра ныли, и в целом было такое чувство, будто меня долго и с удовольствием избивали. Что, вероятно, не так уж далеко от истины. И тут верно холодно, а из одежды, насколько я сознавал, оставили на мне лишь исподнее. Валялся я не на мягких перинах, а на грубых камнях.

Одно из тех чудесных пробуждений, которых бы лучше и не было. Ко всему прочему, из головы не выветрился теневой дурман иллюзорного мира. В ушах то и дело рождались шепотки, свет и тени вокруг играли в чехарду, цвета то исчезали, то появлялись. И, вероятно, сейчас жутко ныла левая ладонь. Но, к счастью или к худу, кистей рук я вообще не чувствовал.

– Э-э-э, ну зачем к словам придираться? – смутился Проныра. – За тебя переживал.

– Верю, – мрачно ответил я, стараясь проморгаться. Веки слиплись, опухли изрядно, и как я ни силился, но полноценно прозреть никак не мог. А дотянуться до них мешало то, что банально не получалось пошевелить пальцами – веревки пережали сосуды, и конечности наглухо потеряли чувствительность. – И ты решил, если зальешь мне нос и рот водой, я сразу очнусь? Тот, кто учил тебя основам оказания первой помощи, обязан гореть в аду… Стоп! А почему в одиночестве? Где Бран?

Совладав с собой, я сумел продрать глаза и чуть не застонал – голова затрещала с удвоенной силой. Но сквозь пелену слез сумел увидеть измученное и осунувшееся лицо дельца. Разглядел и место, куда нас притащили – металлическая клетка посреди небольшого зала. Или скорее какого-то заброшенного склада, судя по нескольким стеллажам у стен, тусклым фонарям с сеткой-защитой и прогнившим в ржавую труху ящикам.

С потолка обильно капало, вода плескалась и на полу. Оставалось удивляться, как тут сохранился маленький незатопленный участок. И как до сих пор никого не убило током, ведь где-то в темноте я ясно разглядел и ощутил характерные искры и треск разрядов: в воздухе витали запахи крови, соли и горелой оплетки. Имелась пара выходов, без дверей или запоров – темные норы. В углу с натугой хрипел вентиляторами и бился в последних конвульсиях старый рекуператор.

– Ты о том парне? – печально спросил Коул, более жалкий без своего костюма, в подштанниках, с покрытым кровью и синяками лысым черепом. – Тут. Дышит пока. Но не знаю, насколько хватит. Когда тебя вырубили, он бросил меня и кинулся на помощь. Двоих разбросал, но нарвался на нож.

Нож?..

С трудом встав на четвереньки, я увидел чуть сбоку лежащего на спине друга детства. Подполз и тщательно осмотрел, потрогал пульс и выругался.

Дело дрянь! Выглядел Бран отвратительно. Рубашку ему оставили, но в осклизлой кровавой пленке. И кровь сочилась из глубокой раны на груди. Дышал тяжело, с хрипами, лицо посерело, у глаз залегли черные тени. Явно задели внутренние органы, но без инструментов тут бессмысленно браться за какую-либо помощь. В ситуации с Фергюсом у меня имелись в запасе крохи энергии Изнанки, а тут ничего, ободрали, как чешую с рыбы.

Вот так… тоже вроде получил желаемое и потерпел поражение в шаге от цели. Как и я. Но злорадствовать отчего-то не получалось, как бы ни злился.

– Как он? – спросил Проныра, с трудом поднявшись на ноги и застыв за плечом.

– Паршиво, наверное, – ответил я. Надорвал рубаху Брана и, сделав несколько тампонов, закрыл рану. – Сложно сказать.

– Плохо, – искренне огорчился делец. – Я его не знаю, но достаточно, что твой знакомый. Надеюсь, выкарабкается. С другой стороны, мы живы, а значит, шанс есть. Надо подумать, как выбраться.

– Сколько оптимизма, – скривился я. А сам подумал, что приятель не был бы так добр, если бы знал, что именно Бран его сдал. И что стоял за спинами мучителей, не предпринимая попыток облегчить участь.

– Я трижды готовился к встрече с боженькой, – признался Коул, – пока твой дядюшка вопросы задавал. Устал себя отпевать заранее. Да и ты ведь пришел…

– Ага, – с раздражением обронил я. Хотел добавить что-нибудь едкое и злое, но осекся. В конце концов, он пострадал из-за меня. И я затянул со спасением. Пусть ради Фергюса, но затянул вполне осознанно и расчетливо.

Иронично как-то вышло. Каждый из друзей за последнюю пару суток подсунул мне жирнющую болговскую свинью. Фергюс. Коул. Бран. И вроде по-человечески понимаю. Но Вестники! Как же я зол!.. Зол и оттого, что сам далеко не ангел и что тоже поступал по-свински, подставлял их. Зол, что глупо попался в ловушку. Что остался беспомощен, когда должен быть во всеоружии.

Бешенство, долго вскипавшее в душе, наконец пробило заслон. И я осознал, что кусаю губы.

Лысый друг, видимо, почувствовал нечто. Потому что напрягся, а затем спросил с опаской:

– Орм, что такое? Что случилось, дружище?..

– Это я тебя хотел спросить, дружище, – передразнил я. Обернулся и метнул испепеляющий взгляд, криво ухмыльнулся. – Объясни, родной, где, дьявол побери, моя субмарина?!

Господи, как же давно я хотел выдать эту фразу! И плевать, что обстановка и близко не располагает к такого рода разговорам. Плевать, что ляпнул не в тему, а из желания спустить пар. Но, судя по опешившему лицу Проныры, частому морганию и перекошенному рту, удар достиг цели. Попросту не сообразил, чего от него хотят.