Чёрная сова - Сергей Алексеев Страница 30

Репьёв медлил, подбирал слова:

— В Новосибирске попал в наркодиспансер. Добровольно-принудительно. Наши там работают, выявляют наркотрафики через границу. Так вот, твой напарник сломал руку и нос фээсбэшнику, вырвал решётку на окне и бежал. В розыск объявили.

— Сева сломал руку? — изумился Терехов. — Да он тихий ворчун, мухи не обидит!

— Ты же видел его состояние! Буйный!

— Он пришёл в себя, — стал оправдывать его Терехов, не в силах найти веских аргументов. — Стал нормальный, как был.

— Пойми, не могу! — взмолился Жора. — Хотел бы, да... Проверками замордовали! Сам видел.

— Один тут я ещё месяц провошкаюсь!

— Короче, я тебе помощника найду и пришлю, — пообещал Репей и, уже не скрывая раздражения, добавил: — Заканчивай и сматывайся, наконец! Солдаты бегут, проверяющие шастают. Ты уже достал! А тебя, между прочим, дома дети ждут и жена, хоть и бывшая...

Ему опять хотелось обсудить детей Терехова, но тот возможности такой не дал.

— Без коней отсюда не уйду! Ищи! Где твой Мундусов?

— Вон участковый — пиши ему заявление! Я границу охраняю.

Андрей открыл дверцу «Урала»: милиционер что-то писал, Сева сидел рядом, покорный и готовый ко всему.

— Это правда? Ты руку сломал? — спросил его Терехов.

— Правда, — вяло, но честно признался тот. — Ещё и нос.

— Вам что, гражданин? — спросил старлей.

— Заявление примите, кони пропали!

— С заявлением — в дежурную часть райотдела!

— Куда?

— В Кош-Агач!

— Мне больше делать нечего!

— Не мешайте, гражданин, — предупредил участковый, и от его мерзкого официального тона Терехова взорвало.

— Ты будешь сам искать коней! Сам, лично, старлей! Ползать по всему Укоку и ловить! Я тебе это устрою! Мы работаем на международную организацию ЮНЕСКО!

И заткнулся, чувствуя, что орёт от собственного бессилия и аргументы у него смешные, детские...

— Что мне их ловить? — ничуть не смутился тот. — Известно: их Ланда угнала. А она сама в розыске!

— Значит, найди и верни! Твоя обязанность!

— Ого! Найди... Искали уже! Целой опергруппой... Сквозь землю уходит.

Терехов хлопнул дверцей и отошёл, испытывая совершенно неуместную вспышку ярости. Даже Репей это заметил и попытался утешить:

— Не переживай так, Андрюха. Какой-то ты тоже неадекватный стал... Давай кунг подцепим.

Водитель подпятил машину, они накинули серьгу на фаркоп, и Жора демонстративно полез в кузов тентованного грузовика.

— Может, в кунг? — предложил ему Терехов. — Ты же поговорить хотел, про детей.

Тот даже не оглянулся, отрицательно помотал головой.

— Это твои дети!

Следующий участок уточняющей топосъёмки находился всего в километре от ледяного кургана, откуда и подняли на свет божий злосчастную шаманку. Прежде на такое обстоятельство Андрей бы и внимания не обратил, однако сейчас эта близость казалась не столько зловещей, сколько символичной, и было предощущение, что надо ждать ещё каких-нибудь чудачеств, наподобие потерянного нивелира или рога, выросшего у серой кобылицы на лбу.

Пограничники отцепили кунг и не захотели даже чаю попить — поехали на заставу, увозя с собой печального Севу Кружилина. Репьёв обещал завтра же прислать помощника, сугубо гражданского и независимого человека, причём предупредил: волонтёра, то есть дармового работника, путешествие по плато для которого и будет наградой. Терехов не то чтобы не поверил клятвенным речам однокашника — отнёсся к ним скептически, ибо вал непреодолимых обстоятельств был выше человеческих обыденных желаний и условий.

Весь остаток дня он делал визуальную привязку объектов, забивал пикеты для теодолитного хода и обустраивался на новом месте. Каждая перекочёвка непременно наносила урон, а эта оказалась особенной: от качки сорвало импровизированную барную стойку. Собранная из древесноволокнистых плит, она развалилась на части, при этом переколотилась вся стеклянная посуда, разлетелась жестяная, а пшёнка и макароны рассыпались по всему кунгу. Отремонтировать мебель не удалось, поэтому он разобрал её и спрятал в подвесной багажный ящик, где хранился запас дров. А потом ещё полчаса сметал, промывал и раскладывал крупу на просушку, поскольку в горах, тайге или тундре порченных продуктов не бывает, а грязь всегда стерильная.

Он так увлёкся, что ничего вокруг не замечал, не слышал и не чуял. Электростанция тарахтела почти над ухом, выдвинутая из кунга на специальной платформе, и от неё несло едким выхлопным газом. В какой момент на освещённом пятачке перед кунгом появилась полевая офицерская сумка, он не засёк, поскольку увидел её случайно, когда промывал макароны. На плоском камне лежала та самая сумка, что была приторочена к седлу гнедого, когда тот сбежал.

Конечно, она могла отвязаться где-нибудь и упасть, а подобрать мог кто угодно — пограничный наряд, даже сам Репьёв. Потом молча подкинуть, чтобы у однокашника крыша поехала. Но Терехов вспомнил кем-то пойманную и привязанную серую кобылицу, возвращённый утром нивелир. Внезапное появление сумки относилось к тому же ряду явлений, объяснить которые можно со слишком большой натяжкой здравого смысла и рассудка. Такое ощущение, будто кто-то играет с ним, устраивает ребячьи шалости, как было со снятым с треноги инструментом. Или нет, помогает, когда он в безвыходной ситуации: например, потребовалось везти несчастного туриста — подогнали гужевой транспорт. Если сейчас вернётся дальномер...

Он открыл сумку и сразу же обнаружил там прибор, называемый проще лазерной рулеткой. И прочие вещи оказались на месте: фонарик, запасные батарейки, чистые полевые книжки. Ничто не промокло, не испортилось, пропал лишь набор цветных акварельных карандашей и охотничий нож.

— Ну, спасибо! — громко сказал он в тёмное пространство.

Потом выключил станцию и долго прислушивался: ночь была довольно тихая и даже относительно тёплая, поскольку студёные белые горы на новой точке были далековато. Возвращение лазерного дальномера намного облегчало задачу, но с рейкой всё равно кому-то надо бегать.

Эту ночь он спал урывками, под спиной и боками всё время что-то мешало или вызывало нестерпимый зуд.

Уже перед утром, в полудрёме, ему пришла смешная и сумасшедшая мысль: а вот хорошо бы дух шаманки явился ему из параллельного мира и вызвался побегать с рейкой. Как-никак должок за этой неуловимой Ландой — подаренный Севой гнедой жеребец, а возвращать долги, если судить по совести, положено в любой реальности.

Кунг на новой точке поставили очень удачно, взошедшее над горами солнце било прямо в окошко, и яркое пятно света падало на лицо. Солдаты-умельцы, переоборудуя его в жильё, перекрыли вентиляцию, и к утру становилось душно — в герметичном помещении печка выжигала кислород. Привыкший к палаточной жизни и свежему воздуху, Терехов сразу же открывал люк в потолке и дверь, проветривал тесноватое пространство. То же самое сделал и в этот раз — распахнул её во всю ширь и... замер.