Запах гари - Вячеслав Воронов Страница 30

Он переменился в лице, вспомнив что-то, и поспешно, суетливо повернулся в сторону двери.

— Я на кухню, бутерброды…

— Оставьте себе бутерброды. Вам на работу завтра, силы понадобятся.

— Опять ты… Мне волноваться нельзя, я столько нервов убил за эти дни! У меня язва, сердце…

— А у меня нет ни сердца, ничего!..

— А чем ты думал? Каким ты был, таким и остался! А ведь не пацан уже! Я всегда был против, ты на десять лет старше, и вообще!..

Он остановился возле Котиля и втянул носом водух.

— Чем от тебя так воняет? Гнильем каким-то… тухлой рыбой, что ли?

— Дохлятиной от меня воняет. Человечиной дохлой!

Он прошёл мимо тестя и отворил входную дверь. Выйдя на лестничную площадку, он подождал, притаившись, пока тесть щелкнет замком, и быстро, на цыпочках, вернулся, прислонив ухо к двери. Дверь была железной, ничем не обитой, хорошо проводила звуки, и он уловил отдельные слова. Тесть разговаривал по телефону, что-то возбужденно тараторя.

В душевном смятении Котиль скорчил гримасу и изо всех сил сжал кулаки. Он хотел ударить ногой в дверь, он мог выбить её, но сдержался. Исполненный решимости идти до конца, станет он тратить силы и время на мелкую месть, на укоры! С таким же успехом он мог мстить и укорять миллионам! Он развернулся и, в очередной раз переплавив вспышку ярости в холодное ожесточение, побрёл по ступенькам вниз.

Во дворе было тихо. Небо затянули тучи, укравшие бледную луну, сеял мелкий дождь. В девятиэтажках светилось множество окон, за которыми текла мирная жизнь, и дождевая пыль приносила умиротворение, вселяла покой. Не успел Котиль отойти от подъезда, всё еще до конца не переборов гнев и забыв о бдительности, что-то тяжёлое вдруг обрушилось на него и повалило на асфальт, оглушив неожиданностью и напором.

— Ну что, сука, допрыгался! — заревел кто-то диким голосом над самым его ухом, — я тебе всё припомню!

Лёжа на боку, глядя вполоборота, Котиль различил над собой странно бледное лицо, настолько бледное, что это было видно даже в темноте. Больше по голосу и по немаленьким габаритам он узнал Бардаганова. Тот времени понапрасну не терял. С рычанием и отборной руганью он стал осыпать его тяжёлыми ударами, стараясь попасть по голове, в лицо. Котиль прикрывался, выжидая момент перейти в атаку. Наконец, ему удалось словить запястье Бардаганова. Он сжал его, надеясь, что нечеловеческая сила его позволит причинить сопернику отрезвляющую боль, и он остудит свой пыл, уразумев, во что вляпался. Но Бардаганов с неожиданной легкостью вырвал руку и снова ударил. Котиль, быстро переборов недоумение, стал хватать руки, наносил удары в ответ, и пару раз попал по лицу. Лежал он в неудобной позе, и удары выходили слабыми. Изловчившись, напрягая все силы, он почти столкнул с себя Бардаганова, но тот уперся ногами и полз обратно, не желая сдавать позиций. Неожиданно Котиль рванул в ту же сторону, и Бардаганов, не ожидая такого, перелетел через него и спиной врезался в бордюр.

Котиль, прорычав ругательства, вскочил с асфальта. Его чутье, притупившееся было из-за гнева, в результате неожиданной встряски обострилось вновь, и он понял, что в глубине двора, в ночной тьме кто-то есть, опасный для него, враг. Всмотревшись, у соседнего подъезда, напротив детской площадки он разглядел силуэт автомобиля. Ярость стала затапливать его, как приливная волна пологий берег. Он хотел было броситься к машине и разнести её в щепки, но здравый смысл всё же возобладал в нем. У них есть оружие, а он не собирался так быстро и дёшево отдавать жизнь вместе с планами и жаждой справедливости, лелеемой в груди. Бардаганов, исполненный ненависти, изрыгающий ругательства, послужит ему щитом, если он, конечно, сумеет справиться с ним, чтобы подобраться поближе и прояснить ситуацию.

Бардаганов между тем поднялся, и, чередуя стоны с безбожным матом, придерживаясь за ушибленную спину, снова упрямо двинулся на него. Свет уличного фонаря освещал его лицо, и Котиль с удивлением понял, что показавшееся ему в темноте, в пылу борьбы не обман зрения и не бледность, а что-то более ужасное.

— Что это с тобой? — с долей удивления и насмешки обронил он, несмотря на то, что Бардаганов, не переставая ругаться и хрипеть от ярости, подступил к нему, готовясь к борьбе.

— Это чтоб тебе… надолго запомнилось! — прохрипел Бардаганов, сделал обманное движение и ударил кулаком. Котиль защищался, отходя и пригибаясь; Бардаганов снова бил, Котиль прикрывался, как боксер на ринге, ощущая неуёмную силу противника. Он почувствовал боль в разбитой губе, по подбородку потекло что-то тёплое. Он ударил в ответ, но Бардаганов, ловко подставив руку, вцепился ему в предплечье. В борцовских объятиях, тяжело дыша, они отходили к машине, притаившейся в темноте.

— Я знаю, что с тобой, — выдохнул Котиль, чувствуя, что слабеет, не в силах совладать с соперником. — То же, что и со мной, только другие… заморочки.

В ответ Бардаганов снова ударил, злобно зарычав, больше не транжиря энергию на мат. Котилю показалось, что рычал он не столько из злобы, сколько от ярости, вызванной его словами.

— Как на кроликах, — продолжал Котиль, — хочешь — серая кровь, а хочешь — белая. А теперь что? Выясняют, кто лучше? А сами сидят в машине, вон, под деревом, покуривают и смеются во все горло!

— Закрой пасть!

— Крепко запудрили тебе мозги, а сами делают своё дело!

— Я говорю — закрой свою…

Он неожиданно наклонился и цепко ухватил Котиля за ногу. Тот, глухо зарычав, вырвал ногу, но потерял равновесие, и в обнимку, как неразлучные любовники, они обрушились на автомобиль. Его качнуло, заднее стекло потрескалось, но не вылетело. Таская друг друга за шиворот, они снова упали на машину. Металл глухо загудел, словно ударили бревном в пустую бочку, стекло, покрывшись более густой сеткой трещин, просело внутрь.

— Э-э, вы чего, мужики? Машину разнесете! Перебрали что ли?

Из автомобиля выбрались двое с возмущёнными лицами.

— Японский бог! — писклявым голосом протянул тот, что сидел за рулем, худой и высокий. — Ты знаешь, сколько сейчас ремонт стоит?

— Ничего, в конторе бесплатно отремонтируют, — злобно выплюнул Котиль, оттолкнув Бардаганова и стараясь отдышаться.

— В какой еще конторе? — проскрипел второй с угрожающей интонацией в голосе, плотный и приземистый. — Давай плати, ты…

Дальше слов у него не пошло. Он стоял, опёршись о растворённую дверцу, и ничего не предпринимал. Первый тоже вроде чего-то ждал. Бардаганов пока не нападал, тяжело дыша и утирая под носом. Дождь между тем, едва начавшись, прекратился. Котиль в одно мгновение, как распрямившаяся пружина, подскочил к худому, быстро, как безвольную куклу, развернул его к себе спиной и схватил за горло.

— Всем стоять, а то вырву ему глотку!

Он перехватился поудобнее, другой рукой впившись заложнику в предплечье. Тот захрипел, выпучив глаза, ноги его подкосились.