Большая игра - Борис Сапожников Страница 30

Хозяин кабинета выглядел обыкновенным – самым рядовым человеком, на которого глянешь в толпе и тут же взгляд отведешь. Не цепляется за него глаз. В кабинете его можно было заметить лишь тогда, когда он сам того хотел. В этот раз он стоял у окна, а взгляд мой постоянно упирался в пустое кресло. Как будто хозяин кабинета должен был появиться там, стоит мне только отвернуться.

– Давненько вы не радовали меня своим появлением, граф, – произнес голос, который шел, казалось, от складок тяжелых штор. – Да и письма ваши меня, скажу откровенно, не слишком радовали.

– Простите уж великодушно, – развел руками я, – чем, как говорится, богаты.

– Граф, вам не идет это мещанское лицедейство, – отмахнулся хозяин кабинета. – Мы договорились о сотрудничестве, вы обещали нам помощь, и я не вижу результатов. Вы привезли бумаги доктора Моро? Они у вас?

– Нет, – покачал головой я. – Я собрал их у всей команды, и мы вместе сожгли то, что удалось заполучить в лаборатории Моро.

– Вы очень смелый человек, граф. Иногда я просто поражаюсь вашей смелости.

Хозяин кабинета, наконец, повернулся ко мне лицом. Я отметил про себя, что он удивительно похож на человека в сером сюртуке. Было нечто неуловимое, что роднило всех, связанных с разведкой, при отсутствии какого-либо внешнего сходства.

– Вы бросаете вызов смерти на арене. Однако вам мало этого риска, вы готовы вступить в конфликт с теми, чьей силы не знаете и близко. Скажите мне, почему вы так поступили, граф? Была ли это глупость или вы пытаетесь таким образом фрондировать, доказываете нам, что не подчиняетесь?

– Я просто слишком хорошо видел результаты, – ответил я. – И не хочу, чтобы какой-нибудь из районов Москова или Питера превратился во второй Уайтчепел, по которому бродят выродки, готовые вцепиться в горло всякому. Вот почему я уничтожил все бумаги Моро, что попали в руки ко мне и моим бойцам.

– Но вы понимаете, граф, что теперь Россия отстанет от Европы в этих исследованиях на годы.

– И слава Богу. Если нечто подобное Уайтчепелу появится в Лютеции Парижской или Кварт Хадаште, меня это не обрадует, но и не сильно огорчит.

– Насчет Москова с Питером я вас понял, – прервал меня хозяин кабинета. – Честно говоря, такой исход был вполне закономерен, именно поэтому я был против привлечения вашей команды. Однако шанс победить на играх в честь принца Альберта и отличиться там настолько сильно, чтобы вас заметили представители Ордена, имелся лишь у вас. Весьма прискорбный факт.

Я всем видом постарался показать, что никакой вины за собой не вижу, и говорить ничего не стал.

– У нас будет новое задание для вас, граф, – продолжил хозяин кабинета. – Как только вы восполните потерю, вам надлежит отправиться в Бухару, где присоединитесь к посольству графа Игнатьева. В Бухаре будут проводиться Большие игры в честь нового правителя – Музаффара. Игры, конечно, не столь впечатляющие, как в Лондиниуме, однако они для нас будут куда важнее, потому что на этих играх пытаются заправлять англичане через Ост-Индскую компанию. Как и все правители на Востоке, Музаффар склонен к жестоким и кровавым играм. Ваша задача – произвести на него наилучшее впечатление. Это даст нам преимущество в переговорах с новым правителем, на которого пока не оказывает влияния никто, хотя стремятся многие. В Бухаре пересеклись интересы России и Британии, Карфаген также желает урвать свой кусок. Победа в играх, конечно, не гарантирует нам союза с Музаффаром, но сделает его более чем реальным.

– Вы вручаете мне ключ к успеху миссии в Бухаре после того, что случилось в Лондиниуме? – Изображать искреннее удивление мне не пришлось.

– Мы можем быть в вас полностью уверены, – был ответ. – Именно благодаря лондиниумским событиям мы остановили свой выбор в этом деле на вас. К тому же вы отправляетесь далеко не в самое приятное путешествие, можете считать его опалой или немилостью с нашей стороны.

– Перед тем как я отправился в Лондиниум, вы обещали мне приоткрыть завесу тайны моего прошлого, – решил я напомнить хозяину кабинета, – и вы ничего не говорили тогда о бумагах доктора Моро.

– Вы еще имеете наглость напоминать мне об обещаниях? – рассмеялся тот. – Вы не принесли ровным счетом никакой прибыли и рассчитываете получить от нас что-либо? Это уже верх наглости, граф, ей-богу, не ожидал от вас ничего подобного.

Сказать, что сорвался, было бы ложью или, по крайней мере, сильным преувеличением. В тот момент отлично осознавал, что делаю, и понимал, что руководит мной гнев. Я стремительно преодолел разделяющее нас расстояние и, прежде чем хозяин кабинета успел хотя бы поднять руку, чтобы защититься от меня, схватил его за грудки. Легким ударом впечатал его в стену, все крепче сдавливая в пальцах лацканы пиджака.

– Вы уже трижды давали мне слово, – прохрипел я прямо в лицо хозяину кабинета. – В этот раз сказали, что откроете мне хотя бы часть информации вне зависимости от результата. Считали, что я живым не выберусь из Лондиниума? А вот хрен вам! Я жив и из Бухары вернусь. Уж будьте покойны на сей счет.

Дверь за моей спиной распахнулась – я почуял, как в кабинет врывается ливрейный слуга.

– Когда вернусь из Бухары, – произнес я, отпуская хозяина кабинета, – то получу от вас все ответы. Уж будьте покойны на сей счет.

Не знаю, откуда ко мне пристала эта присказка.

Я обернулся вовремя, как раз когда ливрейный слуга подбегал ко мне. Он действовал стремительно – обманный финт правой и почти следом быстрый выпад, кулак целил мне в печень. Такой удар вполне мог оказаться смертельным. Я переступил с ноги на ногу, словно в танце, и пинком отправил в короткий полет один из массивных стульев. Ливрейный с ловкостью, казалось бы недоступной человеку такого телосложения, перепрыгнул его и обрушился на меня всем весом. Он попытался нанести удары обеими руками одновременно слева и справа. Я пригнулся и ухватил его за ливрею. Теперь осталось лишь помочь детине самому впечататься в стену буквально в аршине от хозяина кабинета. Каким образом он сумел, подобно змее, извернуться всем телом и даже удержаться на ногах, я просто не представлял. Лишь чудом мне удалось уйти от его ответного удара. Я лихо перескочил через массивный стол, опрокинув на пол еще один стул. Детина ринулся на меня, секунда – и он твердо стоит обеими ногами на том самом столе и готовится к новому прыжку на меня. Я отпрыгнул назад и врезал по столу ногой. Каким бы массивным он ни был, но сильно пошатнулся от моего удара. Детина удержался на нем, однако прыгать не рискнул.

– Довольно! – громогласно гаркнул хозяин кабинета, я не ожидал, что он умеет не только говорить непривычным приглушенным тоном, но и кричать. – Прекратите! Слезай со стола, – уже тише бросил он детине в ливрее. – А вы, граф, убирайтесь вон. Вернетесь из Бухары, и мы поговорим о вашем прошлом. Но теперь прощайте, я вас более не задерживаю.

– Честь имею, – щелкнул я на военный манер каблуками.

Не знаю уж, из-за чего именно, но в ту ночь по возвращении моем из особняка на Николо-Песковской мне приснился сон о сражении. Виновато ли в том мое поведение в кабинете с плотными шторами и притушенными газовыми светильниками на стенах или просто так сложилось, точно я сказать, как всегда, не могу. Никакой ясности, если речь заходит о моих крымских снах, нет и в помине.