Бог Галактики - Сергей Подгорных Страница 30

– Да не очень, сказки все это.

– Да и я думаю, что брешут все. Только уж то нэлэо совсем как настоящее было. Красиво так сверкало. Как северное сияние. – Может, и вправду вы северное сияние видели. – Да ты что! Его здесь отродясь не было. Седьмой десяток доживаю, а ничего такого не слышал. – А я читал, бывает. В совершенно различных местах.

– Вот оно что, а я думал – нэлэо. Так, переговариваясь с добродушным старичком, я и доехал до Матвеевой развилки. Налево уходила дедова дорога. Направо дорога вела на автостраду.

– Спасибо, что подвезли, – сказал я, выбираясь из саней деда и снимая тулуп. Старик, видя это, замахал руками:

– Ты что! Сейчас же одень. Враз слягешь в своей тужурке. Мороз градусов тридцать, не менее. А шубейку потом отдашь. Будешь в Николаевке, спроси деда Никифора, меня там все знают. Вот и отдашь.

Тронутый до глубины души великодушием неизвестного мне деда, я ответил: "Жив буду – обязательно завезу".

Дед, махнув мне на прощание, погнал свою сивую домой. И уже когда сани удалились в темноту, так что стали плохо различимы, крикнул:

– А может, ты все-таки планетянин, мил человек?

– Нет. Землянин я, дедушка. На Земле родился, на Земле, наверное, и умру.

– Ну коли так, бывай, не болей, – услышал я удаляющийся голос.

"Вот какие люди, оказывается, на Земле. Последнюю рубашку незнакомому отдадут, если тот нуждается. Хорошие люди. И я здесь родился. Это радует. А шубу надо будет вернуть дедуле. Всенепременно", – думал я, выбираясь на автомагистраль. А когда выбрался, понял, что хорошие на Земле не все. Далеко не все.

Меня слегка знобило. То ли я действительно успел простудиться, то ли последствия растяжения давали о себе знать. Обезболивающее прекратило действие, и нога нестерпимо ныла. В общем, чувствовал я себя неважно. Едва я вышел .на дорогу, как был сразу же ослеплен проезжавшей машиной. Машина, не останавливаясь, даже не попытавшись затормозить, сбила меня, как шар кеглю в теркельбане. От сильнейшего удара я подлетел на метр и грохнулся на снежную обочину. На какое-то время полностью отключилось сознание. Лишь спустя несколько секунд стал медленно приходить в себя, слыша, словно сквозь вату, разговор.

– Ну че, подох, что ли, этот урод?

– Да нет, жив, кажется.

– Ну, так бросай эту падаль. Делаем ноги, чего сопли сушить, пока никто нас не засек.

– Да ты че, Витек? Ты видел, че этот урод с моей машиной сделал? Крыло помято. Фара вдребезги. Я с него все до копеечки вытрясу. Пусть только очухается.

– Так кидай его в багажник. Отвезем в цех, там и разберемся. Заплатит за все сполна. И за крыло, и за фару.

– И то дело. Того и гляди, менты подъедут, а от меня несет, как от винзавода. – Кабы только несло. Как вышли из кабака, я подумал еще, как ты за руль сядешь. А ты еще и поехал.

– Не боись, Витек. Где наша не пропадала. И здесь не пропадем. Выбьем из этого козла на капиталку моей "девятке".

– Выбьем, в натуре. А сейчас кидай эту падаль в багажник.

Чьи-то руки бесцеремонно хватают меня и бросают.

– Глянь, Колян. Сумка какая-то. Видать, этого козла.

– Кидай ее на заднее сиденье. В цехе разберемся.

Хлопок крышки багажника, и я почувствовал, что машина тронулась. Мерные покачивания действовали, как снотворное. В тулупе было тепло, и я, сжавшись в комок, через некоторое время уснул.

Наверное, я снова впал в забытье, потому что не помню, как меня вытащили, как волокли по бетонному полу действительно какого-то цеха и как приковали наручниками.

Сон ободряюще подействовал на меня. Озноба как не бывало. Нога почти перестала ныть. Надо сказать, на мне все заживает, как на собаке. На третейской. Ведь я на тридцать процентов не натуральный. Кости, к примеру, у меня срастаются уже на вторые сутки после перелома. Раны заживают в тот же день, так что только специалист определит, что еще несколько часов назад в этом месте была ужасная кровоточащая рана. Встроенные в тело биостимуляторы сделали свое дело, и я если не совсем выздоровел, то был близок к норме.

Я открыл глаза. Руки скованы. Не энергетическими, а самыми обыкновенными металлическими наручниками. "Уже неплохо", – подумал я. От бетонного пола до потолка цеха, куда меня привезли, шел целый ряд железных столбов диаметром сантиметров двадцать. Один из этих столбов я и обнимал, лежа на холодном полу. Поскольку руки у меня были стянуты наручниками, изменить положение я не мог. Ни тулупа, ни куртки на мне уже не было.

От пинка под ребра у меня перехватило дыхание. – Че, очухался, падла? Сейчас я тебе покажу Освенцим, козел долбаный.

Я, избегая второго пинка, слегка отодвинулся, и грозящий мне Освенцимом пнул изо всех сил по металлическому столбу, который я обнимал. Вопль боли, который он при этом издал, был такой силы, словно он пнул не столб, а поток протоплазмы. И пока он вопил, я осторожно поднялся.

Да, это был заброшенный цех. Сталеплавильный или что-то подобное. Но сейчас здесь не плавили металл и не катали прокат. Сейчас он стал логовом местных бандитов. В том, что передо мной этот сорт людей, я не сомневался. Бандиты – они везде бандиты. В любом уголке Галактики.

Их было шестеро. Один, который пнул меня, корчится от боли сейчас у моих ног. Второй стоит у новенького джипа. Наверное, главарь этой шайки. Рядом с джипом виднеется помятая "девятка", рядом с ней – "Жигули" шестой модели. Еще один бандит сидит на каком-то возвышении, Ч кажется, это строительные леса. У него в руках автомат. "АКМ" – – автомат Калашникова", – с трудом вспоминаю я. Двое копаются в моем бумажнике и весьма довольны своей находкой. Под ногами у них брошены куртка и дедов тулуп. Один из них вооружен пистолетом. Обыкновенным, не энергетическим. Это все нормально. Это все под контролем. Зато чем занимался последний бандит, мне не понравилось. Он копошился с моей сумкой-броней, пытаясь ее открыть. Пора было прекратить это безобразие.

Вопль пнувшего по столбу вызвал единодушный смех. Конечно, смешно, ведь не ты угодил в железный столб.

– Колян, ты точно перепил. Урой этого козла так, чтобы его мать родная не узнала, – крикнул пострадавшему тот, что копошился с моей сумкой.

– Я его сейчас сделаю, Витек, не переживай, – кипя злобой, ответил Колян, поднявшись с земли.

Он, хромая, подошел к пожарному щиту и, с бешенством вырвав лопату из креплений, возвратился ко мне.

– Я сейчас тебя сделаю, козел. Мочкану, как суку. Размажу твои мозги по потолку, – с ненавистью в глазах хриплым голосом говорит он.

– Смотри не промахнись, – спокойно отвечаю я, краем глаза замечая, как тот, что возился с моей сумкой, наконец открыл ее. Он вытаскивает автомат Крамера и недоуменно таращится на него.

– Не понял! Ты че гонишь, козел? – опешил от моего ответа Колян.