Автоматная баллада - Андрей Уланов Страница 30

— Деньги и девчонку, — вкрадчиво произнёс Швейцарец. — Сюда. Чем быстрее, тем лучше для вас.

— Деньги… да, конечно… а девушку…

— Время, — напомнил Швейцарец. — Имеющему глаза не так уж сложно понять, чего мы тут стоим. До момента, когда вы точно установите, кому из ваших штатных живодёров можно доверять, она… ваш потенциальный источник информации может и не дожить.

— Думаешь, справишься быстрее?

«Чересчур тонкий слух вас погубит, штурмдесятник Танг», — почти ласково улыбнулся Швейцарец.

— Не думаю, а знаю.

Танг недоверчиво мотнул головой. Зато секретаря эти слова, а вернее, холодный, уверенный тон, которым они были произнесены, похоже, убедили.

— Я распоряжусь, — пятясь, пробормотал он. — Сейчас… сейчас всё будет. Вам не придётся долго ждать, всё будет сделано очень быстро, вот увидите.

Последние слова он выдохнул, уже разворачиваясь, на бегу — словно насмешливый взгляд штурмдесятника Танга был способен прожечь вполне реальную дыру меж худосочных лопаток.

— Ишь, как понёсся. Только пятки засверкали.

— Ему полезно бегать. — Швейцарец аккуратно свернул бархатный мешочек и спрятал его во внутренний карман плаща. — И вообще проводить на свежем воздухе больше времени. Его нынешний образ жизни трудно счесть здоровым.

— К моему Матвею бы его, — мечтательно вздохнул Танг. — Кросс, потом полоса… и пусть бы только попробовал норму не выполнить, ж-жидёнок.

Припомнить в облике секретаря какие-то характерные семитские черты Швейцарец не сумел и потому счёл, что в данном случае штурмдесятник Танг подразумевал: «работник умственного труда, интеллигент». Интель хренов.

— Это нерационально.

— Ась?

— Нормы, рассчитанные на то, чтобы выгнать семь потов из здоровых деревенских парней, этот индивидуум не сможет выполнить никогда, — ровным голосом произнёс Швейцарец. — Сдохнет. Его же работу после этого прискорбного факта придётся выполнять кому-то другому. И не факт, что здоровяк с железными бицепсами справится с нею лучше.

— Это всё верно, — Танг, наклонившись, озабоченно разглядывал голенище правого сапога. — Всё правильно. Каждый должен делать то, для чего предназначен Творцом нашим и трудом своим преумножать славу Храма. Но жидёнок этот… когда-нибудь он сунется без мыла в очередную щель, а там его прихлопнут. Тогда-то он пожалеет, что не сдох у меня на кроссе, только поздно будет.

— С чего бы такая откровенность с чужаком? — с лёгкой улыбкой спросил Швейцарец.

Мысленно же он в этот миг ругался — по-немецки, как это делал Старик в те редкие считаные минуты, когда его случалось разозлить всерьёз. Матерился — и всё равно ничего не мог с собой поделать. Ему было весело.

Ему ужасно хотелось сбросить тяжёлый, горячий от солнца плащ, вскинуть руки и заорать, что хватит глотки, на весь огромный двор, так, чтобы испуганное эхо заметалось между серых стен: «Люди! Мне смешно! А вы… неужели вам не смешно так же?! Ну посмотрите на этих ослепительных солнечных зайчиков, на так забавно дрыгающихся на плацу возле казармы марионеток, на прохаживающихся по гребню стен надутых клоунов. Они такие маленькие все — потому что все они не люди, а куклы, в любовно сделанном каким-то весёлым мастером кукольном театре. Он ведь наверняка смеялся, этот неведомый мастер, хохотал взахлёб, до слёз. Поставить классическую японскую пагоду посреди европейской крепости XVII века с элементами XIX, да ещё вкопать вокруг пару-тройку игрушечных танчиков — это ж просто у-у-у как забавно.

Ну посмотрите же! К вашим услугам две сотни блестящих от пота марионеток, так потешно дёргающихся на невидимых нитях под выкрики „ить“, „ни“, „сан“, „син“. Ещё с полсотни расставлено где придётся… длинных и коротких, толстых и тонких…

…таких смешных.

…просто ужасно потешных!»

Очень хотелось.

Но вместо этого Швейцарец, наклонившись, поднял шлем и аккуратно пристегнул его к рулю.

Сашка

Оказывается, у Эмминой хозяйки был доспех.

Я помнил, как Шемяка восхищался её курткой. Но рядом с этим… высокохудожественным произведением куртка выглядела даже не бледно, а просто-напросто убого.

Одни наплечники чего стоили — в виде черепа из сверкающей стали, с красными огнями глазниц… даже мне в самый первый миг показалось, что клыкастая пасть вот-вот сомкнётся, как спичку перекусывая так неосторожно просунутую сквозь неё руку. Чушь, но… лично я не решился бы сунуть ствол, больно уж эта конструкция походила на медвежий капкан.

Собственно доспех же… у-у-у, это была не какая-то там наспех присобаченная поверх ватника железная плита. И не простая сталь. И даже не хромоникелевая — видел я однажды и такое. Лёгкий, серебристый… нет, не алюминий… не догадались ещё? Титан — и умри всё живое!

Где создатель этого шедевра добыл титановый лист, я не мог даже предположить. Равно как думать — сколько же он провозился, подгоняя все изгибы и выпуклости под… ну, назовём это анатомическими особенностями данного конкретного владельца. С учётом подкладки — её я разглядел лишь мельком, кажется, это был пропитанный смолами лён, — стрелять по содержимому этого индивидуального танка из чего-то калибром с меня и меньше имело смысл, разве что подойдя вплотную. И непременно закрыв при этом мушку — плевать в подобный шедевр горячим свинцом решится далеко не всякое оружие. Куда большее число моих собратьев задержит боёк на полпути, мечтательно прикидывая, как бы похожая чеканка смотрелась… ну, к примеру, на моей ствольной коробке?

В общем, доспех был не просто красив, он был прекрасен, и я отлично понимал, почему даже в дикой спешке бегства Анна решилась взять его.

Только вот на болоте он выглядел… как бы это сказать…

— Красная косынка на медведе!

— Что? — удивлённо переспросила Эмма.

— Кираса твоей хозяйки выглядит здесь так же неестественно, как красная косынка — на медведе, — мрачно повторил Макс. — Всё равно что на каждом шагу стрелять в воздух и орать: «Мы здесь!».

— А, — усмехнулся я, — ты тоже заметил, как это чудо слегка поблескивает.

— Сложно было не заметить, — буркнул «АКМС». — Даже будь я со спиленной мушкой…

— Но… — чёрная винтовка замялась, — если это и в самом деле выглядит столь демаскирующе, то почему…

— А зачем? В смысле, — пояснил я, — зачем пытаться делать заведомо бессмысленные веши?

— Сдаётся мне, — лязгнул Макс, — он намекает: сколько б его хозяин ни убеждал Анну снять этот перечищенный самовар, толку не будет.

— И на это тоже, — кивнул я. — Но есть ещё одна, куда более веская причина. Думаю, — я прервался, глянул влево. Верхушка Пизанского Кипариса уже выступала над горизонтом сантиметров на двадцать, наискось перечёркивая облачную муть узким зелёным конусом. Значит, ещё полкилометра, не больше, и…