Ночная охота - Юрий Козлов Страница 30

И по сию пору Антон жил с занозой в сердце по неведомому Сан-Питеру, где ездили на разбитых «фордах», где девки давали за сахар, а солнце ходило босое по стеклу небоскребов. Ни раньше ни позже он не слышал песни лучше.

Магазин пластинок находился в центре города, в квартале особняков за высокими каменными заборами. Антон однажды, сам не зная зачем, залез на такой забор, да так и замер с разинутым ртом над ощетинившейся заостренными металлическими прутьями траншеей. Взгляду его открылся белый с колоннами дворец, идеально подстриженная зеленая трава, выстроившиеся по линейке деревья, продолговатые и круглые цветочные клумбы, дрожащая голубая вода во врытом в землю водоеме с мозаичным дном. На ступеньках стояла ослепительно красивая, стройная девчонка в махровом халате. Антона изумило выражение ее лица — на нем как бы отпечаталось горделивое достоинство, изначальное уверенное спокойствие. Их взгляды встретились. Лицо девчонки зажглось презрением и гневом. Она быстро поднялась по ступенькам. В следующее мгновение из невидимого динамика прямо в уши Антона проорало: «Вы нарушили границу частного владения. У вас три секунды, чтобы покинуть его пределы. В случае отказа…» Антон увидел бегущего вдоль траншеи охранника. Пуля ударила в бетон, брызнули осколки. Антон спрыгнул с забора, успев, впрочем, отметить, что трех секунд еще не прошло.

«Чей это дом?» — спросил он несколько месяцев спустя у учителя, когда они всем классом возвращались в школу после посещения музея истории демократии. «Председателя правления Бомбанка, — ответил учитель. — Был. Вчера его взорвали в машине вместе с семьей». — «Кто?» — «Выходит, есть люди, которым нравится взрывать банкиров, — объяснил учитель. — Это свобода, ребята. Банкир свободен распоряжаться деньгами, а кто-то, стало быть, свободен взрывать его в машине вместе с семьей».

…Глядя на рассекающую руками и ногами утренний воздух Золу, Антон подумал, что она замыслила невозможное. Путь к белому дворцу, зеленой траве, цветам, голубому бассейну за бетонным забором неимоверно труден. В общем-то его нет, этого пути. И в то же время он есть. Кто-то ведь живет в особняках. Путь есть для тех, кто верит, кто ставит жизнь на кон. Антон не верит — для него нет. Зола верит — для нее есть.

Больше всего на свете Антону хотелось исчезнуть, собрать котомку и уйти куда глаза глядят, хотя бы снова в работники к инвалидам. Ему ли не знать, чем заканчиваются бандитские штурмы городов? Шансов остаться в живых нет! Как, впрочем, не больно много их и если он, вор и дезертир, побредет с котомкой без денег и документов.

— Ваза твоя, — Антон подумал, что даже если бы он спрыгнул с сосны без вывиха, то вряд ли бы устоял против такого мастера борьбы, как Зола. — Во дворце ей в самый раз.

Зола вдруг незаметной подсечкой бросила его на траву. Антон поймал ее руку, взял вместе с шеей в «замок».

— Э… да мы сопротивляемся, — пробормотала Зола, высвободила руку, играючи ударила Антона по ребрам. Антон взвыл от боли. — Прости, забыла… — засмеялась Зола, упала на спину, раскинув руки.

— У тебя нет крестика на ноге, — сказал Антон. — Ты что, можешь рожать?

— Не думаю, — Зола только что закончила физические упражнения, но уже дышала ровно. — Я здесь десять лет живу, но не слышала, чтобы хоть одна родила. Дети есть, но их привозят.

— Все равно, ты не можешь знать точно, если нет крестика.

— Наверное, — согласилась Зола, — никто ничего не может знать точно.

Антон подумал: вполне возможно, она уже сегодня будет спать с Конявичусом — что за имя? — или с Ланкастером, да мало ли с кем? Это было так же очевидно, как то, что ему не усидеть на заповедной территории, не сшить на зиму шубу из звериного меха, не собрать урожай пшеницы и овощей, не насушить впрок табака. В мире, как и прежде, не было ничего постоянного. Ничего нельзя было взять с собой в следующий день, кроме собственного — хорошо, если одетого и живого, — тела.

— Ты сможешь сделать мне документы? — спросил Антон.

— Если мы победим — у тебя будет все, — ответила Зола. — Если нет — документы тебе не понадобятся. Мне пора. Встречаемся на закате у красной проволоки.