Амнезия творца - Джонатан Летем Страница 30

– Где ты это взял?

– Тот парень дал, – рассеянно ответил он. – Я его, похоже, знал когда-то.

– Мотоциклист?

– Да.

– Что делать собираешься?

– Не знаю. – Он встал и постучал в дверь спальни. Не дождавшись ответа, вошел. Иди сидела на краешке кровати возле кипы белья.

– Тут одежду старую кто-то оставил, – сказала она. – Может, тебе подойдет? Но тогда твою придется выстирать.

– По-моему, лучше не брать ничего.

– Одежду брать можно. Что на тебе, то твое. Раз оставили – бери.

– Хорошо, – произнес он. – Примерю. Спасибо.

Она порывисто встала.

– Когда переоденешься, отнеси грязное в ванную. Я выстираю и повешу сушиться.

– Я, наверное, завтра в Сан-Франциско поеду.

– Ну и что?

– Наверное, не успеет высохнуть.

– Пахнет ведь, – сказала она. – Или выстирать, или выбросить. – Она отвернулась и вышла из комнаты. Хаос – следом, мимо Мелинды, которая снова включила телевизор.

В кухне Иди занялась осмотром содержимого холодильника и буфетов, но по ее движениям Хаос заподозрил, что она уже сделала это до его приезда. Оба молчали. Через несколько минут она достала коробку крекеров и пластиковую банку орехового масла с наклеенной вручную этикеткой и торопливо намазала несколько крекеров.

– В чем дело? – спросил Хаос.

– Мне не нравятся твои новые друзья, – жуя, ответила она.

– Это не новые друзья. Это старые друзья.

– Ну так вот, они мне не нравятся, особенно этот, утренний, единственный настоящий. Мистер Кожанка. Хаос, он же отвратительный! И уже втянул тебя в неприятности. :

Хаосу не хотелось обсуждать «заслуги» Фолта. Он сомневался, что у Фолта есть хоть одно достоинство.

– Что значит – единственный настоящий?

– Двое других – только изображения, – сказала она. – Телевизионные персонажи. Как в твоих снах. Я не верю, что они настоящие. Они – из тебя.

– Что за чушь? Иди, это же пленка.

– Чушь? А что не чушь, можно спросить? Кругом сплошная чушь. Я научилась не верить тому, что вижу по телевизору. И всем здешним… Каждый называет себя твоим другом, каждый прикидывается этаким симпатягой… Я думала, ты умнее.

– Иди, это не телепередача. Это видеопленка. Эти люди на пленке – мои знакомые.

– А по мне, они самые настоящие телеперсонажи.

– Иди, ты нелогична. И потом, дело-то в другом. Вот почему мне надо съездить. Йан говорит, я обязан пройти тестирование. Иди, он нас с тобой в покое не оставит. Из кожи вон вылезет, но разлучит.

У нее распахнулись веки, загорелись надеждой глаза.

– Хаос, это не важно. С Йаном как-нибудь справимся…

– Он из правительства, своя рука – владыка. Просто он сдерживается пока, думает, ты ему достанешься. Если я не уйду, он тебе жизнь сломает и назовет это большим везением. Разлучит с детьми.

С минуту она молчала, затем произнесла, не столько к Хаосу обращаясь, сколько к себе:

– Ты просто хочешь внушить, что уходишь ради моего же блага.

– Нет.

– Да. Говоришь, что иначе мне придется туго. А потом Йан скажет: вот еще одно доказательство твоего невезения. Если уйдешь, подтвердишь его правоту. Йан верно говорит, на меня все шишки сыплются.

– Нет. Если я останусь и пройду тесты, нам обоим придется плясать под его дудку. Я ухожу, потому что не верю в невезение.

– А почему бы не сказать прямо? Уходишь, потому что мечтаешь встретиться с той женщиной.

Слово «женщина» повисло между ними, зазвенело в тишине. И не нашлось у Хаоса ответа, способного изгнать его.

– Да ладно, чего уж там, – вздохнула Иди. – Тебе надо разобраться. А то все голову ломаешь. Я же понимаю. Надо ехать. – Помолчав, она добавила:

– И вообще, не могу я больше жить с твоими снами. Такое чувство, будто с ней сплю.

– Дело не только в ней, – сказал Хаос. – Главным образом во мне. Кем я был прежде – вот проблема.

– Ладно. – Она положила в рот крекер. – Больше не хочу об этом говорить.

Он почувствовал себя разбитым. Хоть и настоял на своем.

– А как же Мелинда? – спросила Иди.

– Можно, она у тебя поживет? – Он хотел уехать без Мелинды. Возможно, Иди сочтет это залогом его возвращения. Впрочем, он вовсе не был в этом уверен.

Она ответила не сразу:

– Хорошо.

Но Мелинда стояла в дверях кухни. Телевизор в гостиной работал вхолостую.

– Ты козел, – сказала она. – Хочешь сбежать к той девке. Он стушевался:

– Я денька на два…

– Что, думаешь, с тобой попрошусь? – Ее глаза наполнились слезами, но кривая ухмылка не допускала никакого сочувствия. – Подонок. Ничуть не лучше Келлога, и сны у тебя дурацкие. Ненавижу!

Ту ночь Мелинда и Иди провели в разных спальнях, а Хаос в гостиной сидел перед телевизором, пока не уснул. Разбудили его пробный лучик солнца и рев мотоцикла на улице.

Эверетт вспомнил Сан-Франциско. Фолт долго вез его по городу. Сначала – через Прикрепленный район, затем – в гору, на Нигдешний проезд. В Прикрепленном районе улицы были многолюдны и живописны, сверкали неоном вывески, на тротуарах теснились уличные торговцы, на проезжей части – уйма автомобилей, конных повозок, велосипедов и пешеходов. Владельцы бань стояли рядом с кабинками и зазывали прохо-жих на четвертьчасовую помывку. В мексиканских тавернах яблоку было негде упасть: пьяницы, обычные посетители, дети обычных посетителей, пьяные карманники, малолетние карманники, пьяные дети… Наркоманы в секоналовом полуулете высовывались из окон над магазинами и визгливо перекликались через улицу. Внезапно транспортный поток разделился на две реки, собаки, торговцы и мотоцикл Фолта хлынули на тротуар, уступая дорогу закопченному гиганту – шаттломобилю, космическому челноку на двух колесах; антиграв удерживал его длинное туловище в горизонтальном положении.

Память Эверетта сохранила все в точности – но уже измененным. А может быть, изменился сам Эверетт. Город всегда лежал в руинах, в нем царил Развал, о чем, возможно, многие жители даже не подозревали. «Если останусь здесь, – подумал Эверетт, – то в конце концов, наверное, стану таким же, как они».

Фолт пытался вернуться на проезжую часть, но изъеденный ржавчиной робот-телевангелист, шатаясь, заступил мотоциклу путь. Каждое движение ферропластмассовых конечностей отзывалось скрипом, и когда робот молитвенно опустился на колени, Эверетт увидел разлохмаченные резиновые подошвы, свисающие с его пяток. Фолт бибикнул, теле-вангелист поднял голову – квадратный ящик с компьютерным изображением лица на дисплее – и забубнил проповедь, таращась на них видеоглазом.