На двух планетах - Курт Лассвиц Страница 30

Когда на следующее утро Зальтнер вошел в комнату Грунте, он застал его усердно пишущим.

– Так рано, и уже за делом? – сказал Зальтнер. – Ведь вы наверное еще не завтракали.

– Нет, ответил тот, – я ждал вас. Я не мог уснуть и старался обсудить наше положение со всех сторон. Нам надо переговорить об очень важных вещах.

Вопреки обычаю марсиан, совершавшим свои трапезы в уединении, оба они всегда завтракала и обедали вместе в одной из своих комнат, и только в эти часы могли безо всякой помехи разговаривать друг с другом.

– Итак, – сказал Зальтнер, наполнив тарелки и стаканы (немцы предпочитали пользоваться посудой, уцелевшей в запасах экспедиции), – итак, валяйте Грунте! Я слушаю.

Грунте осмотрел, закрыты ли телефонные крышки, потом тихо сказал:

– Я убежден, что сегодня решается наша судьба. Судя по тому, что я мог уловить из вчерашних разговоров марсиан, особенно на обратном пути, они ожидают, что с правительственным кораблем прибудет распоряжение отвезти нас на Марс.

– Я думаю, что вы правы, – ответил Зальтнер. – Насколько я мог понять Ла, она считает вопрос о нашем отъезде на Марс вполне решенным. И, в конце концов, нас, вероятно, просто принудят к этому.

Грунте упрямо сдвинул брови; потом медленно промолвил:

– Я возвращаюсь в Европу.

Его губы сжались в прямую линию; решение было непоколебимо. Зальтнер удивленно посмотрел на него.

– Конечно, – сказал он, – я согласен, что мы должны приложить все усилия к тому, чтобы выполнить инструкцию, т. е. по нахождении северного полюса вернуться домой. И хоть я ничего не имею против путешествия на Марс в прекрасном обществе, но ведь эти акробатические штуки и в особенности эти страшные жирные кушанья несомненно внушают мне отвращение. Я до сих пор еще с ужасом думаю об этом жидком масле – или не знаю уж что это такое было, которое мы недавно получили на завтрак… ведь в этом климате ничего другого не остается, как поглощать – утром, днем и вечером по фунту жиру…

Грунте насупился.

– Да, вам-то это безразлично, ведь вы никогда не замечаете, что вы едите. – Зальтнер похлопал его по плечу. – Не сердитесь, пожалуйста. Терпеть не могу, когда вы делаете такое ужасно-строгое лицо. Нет, кроме шуток, – вот что я хотел сказать: как же, по вашему, возможно против воли марсиан выбраться отсюда и попасть куда бы то ни было, кроме того места, куда вас любезно соизволят препроводить?

– Насилию я, разумеется, покорюсь, – возразил Грунте. – Но поймите вы, – только насилию! И я всячески постараюсь избежать его.

– Вы надеетесь перехитрить нумэ?

– Я пустился бы и на это, если бы они, действительно, прибегли к насилию; я считал бы это средством самообороны. Но судя по всему, что я о них знаю, я думаю, что они не могут обойтись с нами так жестоко и неблагородно. Я думаю только, что они перестанут считаться с нашими интересами и доведут нас до того, что мы сами добровольно последуем за ними на Марс.

– Что вы имеете в виду?

– Я так себе это представляю: насильно они нас не увезут, – это было бы нарушением правил гостеприимства. Но они позволяют нам остаться на острове только до тех пор, пока он не будет переведен на зимнее положение. И нельзя же поставить им в вину то, что они не захотят, чтобы мы зимовали здесь, когда сами хозяева, за исключением нескольких сторожей, покинут дом. А это поставит нас перед необходимостью – либо отправиться на Марс, либо двинуться в обратный путь, не имея на то достаточных средств, да и к тому же – в самом начале полярной зимы и, по всей вероятности, при враждебном нам ветре. Вот об этом-то я и хотел с вами переговорить. К такой возможности мы должны быть подготовлены, нужно выяснить, чего именно мы хотим; мне надо знать, как вы к этому относитесь. Повторяю, я убежден, что сегодняшний день не обойдется без ультиматума.

– Это щекотливый вопрос, любезный друг. При таких обстоятельствах, может быть, было бы всего надежнее вернуться в Берлин или Фридау, сделав маленький крюк и заехав на Марс. Допустим далее, что мы благополучно перелетим через полярное море и не угодим ни в один из океанов, доберемся скажем, до Лабрадора, или Аляски, или Сибири, или вообще до одной из этих приятных летних резиденций; тогда если нам оттуда и удастся выбраться, то во всяком случае до наступления лета об этом не может быть и речи, а летом ведь все равно марсиане обещали доставить нас обратно.

– Я, к сожалению, не могу отрицать предстоящих нам опасностей, и мы должны на них решиться. Ведь все-таки не исключена возможность, что мы вернемся домой или по крайней мере доберемся до такой местности, откуда мы сможем послать весть на родину. А это представляется мне самым важным. Мы должны использовать все средства, чтобы известить правительства культурных стран о присутствии марсиан на полюсе до того, как марсиане успеют явиться к нам. Европа и Америка должны быть подготовлены к этому.

Зальтнер задумчиво кивнул головой: – Хорошо было бы, если бы у нас еще оставались почтовые голуби. Но все они, бедняжки, утонули!

– Видите ли, – еще тише продолжал Грунте. – Я думаю, что мы не отдаем себе отчета в серьезности создавшегося положения. Прежде всего у нас есть обязательства перед наукой; с этой точки зрения может показаться, что мы имеем право выбрать наиболее надежный способ возвращения; к тому же посещение Марса само по себе является таким неслыханным фактом, что его вполне достаточно было бы для того, чтобы оправдать нас в нарушении инструкций; хотя, по совести говоря, я этого не нахожу… Не перебивайте, дайте мне высказаться. Но, кроме того, я убежден, что мы связаны еще политическим и, если можно так выразиться, культурно-историческим долгом, повелевающим нам употребить все средства, использовать все обстоятельства, которые сулят нам хотя бы малейшую возможность предупредить Европу о пришествии марсиан. Кто может поручиться за то, какое решение примут Соединенные Штаты Марса, когда будут располагать всеми нужными сведениями об обитателях Земли?

– Если марсиане даже сдержат данное нам слово, кто знает, не помешают ли они нам воспользовавшись какими-нибудь таинственными влияниями, сделать то, что является долгом для человека? А если мы не раньше, а одновременно с ними явимся в Европу и европейские правительства будут застигнуты врасплох, то может быть уже слишком поздно будет предпринять нужные меры.