Живые тридцать сребреников - Петр Ингвин Страница 30

Когда Мира куда-нибудь отлучалась, Сергей вызывал на стену картину «А счастье рядом» и… любовался? Нет. Бесконечно изводил себя, глядя на переданные рукой соперника безысходность и затаенную чувственность. Раньше, забивая остальное, на первый план выходила обреченность: до крови прикушенные губы, грызущие изнутри сомнения, нарисованное позой и взглядом отчаяние… Безумная тоска по несостоявшемуся уносила вдаль, к человеку, который ждет где-то.

Где-то?! С недавних пор смысл толковался по-другому. Вик самоустранился. Навсегда ли — покажет время, но после того, как запечатлел Миру для новой картины, он просто ушел из их жизни. И даже пожелал счастья. Изображение кричало о немыслимом потрясении — от осознания обиды, что жизнь прошла мимо.

А счастье — рядом. Художник глядел настолько глубоко, что творение сказало больше, чем хотелось творцу. Счастьем, которое рядом, оказался Сергей. Мира еще не поняла это, но каждый день, прожитый вместе, приближал к пониманию.

Однажды Сергей собрался с духом и набрал номер Вика. Тот ответил мгновенно:

— Что-то с Мирой?

— С ней все хорошо. Я хотел узнать — картина «Счастье рядом» продается?

— Нет.

Сергей отключился. Каждое лишнее слово резало обоих по живому. Кроме товарных отношений обсуждать было нечего, а от продажи Вик сразу отказался. Искать варианты, настаивать или, тем более, вымаливать Сергей не собирался. По большому счету, он сейчас победитель, а Вик — проигравший. Так ситуация выглядит снаружи. Пусть так и остается.

Взор продолжала радовать репродукция. И оригинал, с которого картина писалась.

Поведение Миры постепенно менялось. Первоначальный запал, вызванный адреналином и взбудораженными, но не оправдавшимися надеждами, сошел на нет. Мира стала, как говорят про такое состояние, «шелковой и пушистой», в отношениях иногда прорывалась душевность. Ее ответные порывы — пусть даже благодарные, а не страстные, но по-своему тоже страстные, случались все чаще. Казалось, что жизнь меняется в лучшую сторону.

Именно, что казалось. Литература и психология, подкрепленные тысячами конкретных историй прошлого, свидетельствовали: резко изменившийся человек, как правило, оставался тем же, просто для окружающих надевал маску. Некие причины заставляли его играть роль.

Неискренность — худшее, что ждет живущих вместе людей.

Так, соглашаясь с авторитетами, Сергей думал раньше. Сейчас то, что происходило, устраивало его больше, чем расставание. Он все понял и принял. И не лез в душу партнерши с глупыми вопросами или требованиями «поговорить». Наоборот, он боялся такого разговора. Пусть весь мир думает, что отношения катятся под откос. Никто не знает, куда они катятся по-настоящему и что находится там, под откосом. На самом деле это может оказаться трамплин в небеса.

И пусть даже не в небо, а в пропасть. Пусть. Разницы нет. Если вместе — для Сергея это все равно было счастьем.

Девятый принцип: не останавливаться на избранном пути. Чудеса случаются, а время лечит, поэтому невозможное — возможно. Откос однажды кончится, он просто обязан оказаться трамплином, иначе — зачем все?

Душа Миры принадлежала Вику, и Сергей завидовал. Завидовал страшно. Иногда, чтобы утихомирить боль в груди, хотелось убить. Первый порыв — убить соперника. Второй — не понимавшую своего счастья партнершу. Третий — многострадального себя. Приходилось принудительно успокаиваться, вспоминать принципы, подавлять гневные импульсы аутотренингом, пока физические показатели не зашкалили настолько, чтобы выйти в красный сектор. Комиссия по здоровью следила за перекосами в состоянии членов общества. Столетиями покушение на чужую жизнь оставалось чрезвычайным происшествием, так было и так будет, потому что с насилием человечество старалось бороться превентивно. Всегда проще не допустить, чем расхлебывать последствия.

«Будь чист, как вода». Легко сказать. А если все бурлит и клокочет?

Но оставалось кое-что, лившееся бальзамом на открытую рану. Единственный луч света во мраке. Вик похитил душу партнерши, а реальная Мира принадлежала Сергею. Можно не сомневаться, что Вик завидовал больше. На его месте Сергей мечтал бы поменяться.

Понимание этого грело душу.

Вскоре все вновь пошло кувырком. Мира полюбила гулять. «Гулять» — брал про себя в кавычки Сергей. Мира оправдывалась, что ей нужно побыть одной. Возражать было бессмысленно, к тому же, ночи после ее возвращения дарили радость, в суматохе активной возни иногда прорывалась душа, и лучше этого на свете не было ничего. Сергей радовался: это — первая ласточка осознания Мирой реальности.

А вскоре произошло нечто, показавшее, что все вышесказанное — несусветная глупость. Не было никаких ласточек и прочих животных из преданий, слухи о которых дошли из старины глубокой. Все оказалось проще, и было оно непредставимо гнусным и гадостным.

* * *

Это случилось незадолго до перехода на очное обучение. Как обычно, Мира вышла прогуляться. На этот раз она пошла наверх.

Там за ней прилетел роботакс. Не пустой, в нем кто-то был. Мира поднялась внутрь, прозрачная кабина закрылась, аппарат взлетел.

Сергей, как обычно, следил через спутник. Он не чувствовал себя спокойно, когда Мира уходила куда-то одна. Следить — неэтично, но Калимагадан — опасная планета, минута промедления часто решала все.

Так Сергей оправдывался перед собой. Мира назвала бы его действия другими словами. Но она не ни о чем не подозревала.

Роботакс покружил в небе и вернулся. Вскоре Мира пришла домой. Она выглядела задумчивой, щеки горели морозным румянцем.

В груди Сергея так пылало, что если бы Мира оказалась в состоянии выйти из своих грез, она заметила бы даже запах горелого мяса. Это жарилось на медленном огне сердце Сергея.

К чему приведет выяснение отношений? Мира уйдет. Значит, нужно молчать. И он молчал.

На следующий день все повторилось. Кроме цели полета. На этот раз вместо катания роботакс быстро унесся по указанному ему адресу. Он доставил двух пассажиров на станцию «Северный полюс». Через пять минут оранжевая метка, обозначавшая Миру, с прежним спутником на снегоходе отправилась дальше на север, в зону аномалий, куда на летающем транспорте не добраться.