Чары Мареллы - Андрей Богданов Страница 30

– Кажется, здесь заклинание, – неуверенно произнес Бертран, возвращаясь в дом. – По-вашему написано. Странно. Здесь описан ритуал вызова демона, но имени не разобрать. Разве ваша Годна баловалась магией? Я думал, она была только знахаркой. А это что? – Молодой человек подобрал небольшой кожаный мешочек. Открыв его, он понюхал содержимое и с отвращением зажал нос. – Фу! Воняет так, будто жженые волосы смешали с каким-то рвотным средством.

– Никогда не слышал о том, чтобы она общалась с духами, – уверенно ответил Велеслав, появляясь в дверном проеме. – Но старуха была себе на уме, мало кто из нас знал ее достаточно близко, чтобы она доверила ему все свои тайны.

– Понятно, – кивнул молодой человек. – Здесь нам больше делать нечего. Пора возвращаться.

Сунув свиток под шубу, он взвалил на себя старика и зашагал в сторону селения. Бертран чувствовал себя полностью опустошенным – не столько из-за стремительного и сложного перехода по зимней тайге, сколько от сознания собственного бессилия перед болезнью жены. Обливаясь потом, который стекал по его лицу крупными каплями, он видел перед собой зеленые глаза Ирицы и слышал ее звонкий смех. Как сможет он жить без нее? Да и захочет ли? В этом он не был уверен.

Париж, залечивший раны после Первой мировой войны, представлял собой не один, а целых два города. В первом жили обычные люди, которые каждый день ходили на работу, покупали продукты в магазинах и по вечерам выходили на прогулку. Второй же полностью принадлежал приезжим – они заполонили центральные улицы культурной столицы мира, набились в местные кафе и рестораны, где каждую ночь устраивали шумные вечеринки, на которых никто не обсуждал политическую ситуацию в мире, но каждый считал своим долгом обозначить собственную позицию в отношении литературы, изобразительного искусства и музыки. В большинстве своем те, кто принимал участие в этих дискуссиях, имели такое же отношение к культуре, как и любой обыватель – к портняжному ремеслу, то есть потребительское. Однако время и общество диктовали свои условия – жить здесь и не участвовать в общем увлечении прекрасным могли позволить себе только коренные жители и очень богатые люди. Остальные же или старательно изображали из себя богему, или всеми силами пытались проникнуть в этот круг, который, впрочем, с радостью впускал всех желающих.

Мари сидела за столиком на втором этаже холла великолепного отеля «Бристоль» и напряженно всматривалась в лица посетителей. Пока что среди них не было тех, кто ее интересовал, и она размышляла о странностях мира, которые заставляли людей делать то, что они делали. Недалеко от нее сидела компания молодых людей, которые вполголоса обсуждали экспансию иностранной псевдоинтеллигенции, которая заполонила город.

– Я вчера познакомилась с одной особой, – рассказывала совсем юная девушка, закатывая глаза. – Сначала я подумала, что она француженка – идеальное произношение, понимаете? Оказалось, что она из России. И такая статная, одета хорошо. Но когда она начала обсуждать свержение Николая Второго, я сразу поняла: что-то здесь не так. И действительно, оказалось, что она только несколько дней как приехала.

– Неужели тоже пыталась что-то продать? – презрительно спросил молодой человек с жидкими усиками, старательно подкрученными по краям.

– А вот представьте себе, нет, – пожала плечиками девушка. – Судя по всему, денег у нее куры не клюют.

– Наверное, из аристократов, – предположил юноша. – Что ж, ей повезло – вовремя сообразила вывезти капитал из страны. Теперь будет тратить свои деньги здесь, что тоже, согласитесь, не плохо.

– Сомневаюсь. Мы разговорились, и она сказала, что через несколько дней они с мужем уезжают в Берлин.

– Я рад за них, там в любом случае лучше, чем здесь, – сквозь зубы бросил сидевший рядом мужчина с нервно дергающимся лицом. Его можно было бы назвать красивым, если бы не оскал, который скорее был следствием травмы или ранения, чем врожденной чертой.

– Вы, Анри, слишком резки в своих суждениях, – обратился к нему его юный собеседник. – Мы должны держать себя в руках, особенно на фоне этих варваров.

– Я никому ничего не должен, – резко заявил мужчина. – Особенно нашему хваленому правительству, которое отправило лучших сынов нашей земли в эту мясорубку.

– Вы все никак не можете забыть войну? – Девушка с сочувствием посмотрела на него. – Бедненький. Но вы живы, и это главное.

– Как можно забыть это? – Лицо Анри исказила гримаса страдания. – Мы потеряли почти миллион убитыми и втрое больше ранеными. Сколько семей лишились кормильцев! А сколько еще обречено ухаживать за калеками до конца своих дней? Зачем это было нужно? Кому? Не мне – точно. И в том, что я до сих пор жив, нет заслуги моего отечества. Меня спас русский врач, когда свои забыли обо мне и оставили умирать на поле боя.

– Какой кошмар! – театрально вскинула руки девица. – Вы никогда не рассказывали мне о том, что тогда произошло.

– Вам не нужно знать обо всех ужасах, что творились на этой проклятой войне. – Мужчина смотрел прямо перед собой, его лицо вдруг приобрело отстраненное выражение, словно он был мыслями где-то в другом месте.

– Напротив, мне очень интересно, – настаивала девушка. – Правда ведь, Жан, нам хотелось бы услышать рассказ о ранении и чудесном спасении Анри?

– Да, конечно, – лениво кивнул молодой человек. – Просим.

Однако ветерану не требовалось разрешения – он и так уже видел перед собой воронки от разорвавшихся снарядов и людей, пытающихся укрыться в них от града пуль.

– Кругом мертвые, – проговорил он тихим голосом. – Смотрят на меня, смотрят. Рядом со мной бежал мой товарищ. Помните Гуго, сына мадам Дювари? Он отчаянно трусил и каждый вечер писал матери прощальные письма на тот случай, если следующий день станет для него последним. Следующим вечером сжигал очередную записку и писал новую. Наверное, ему это было нужно, чтобы не сойти с ума. Многие тогда делали то же самое. И вот он бежит и что-то кричит, обращаясь ко мне. Я оборачиваюсь и вижу, что бежит одно тело, без головы. Через несколько шагов он упал, а я стою и пытаюсь понять, как такое вообще возможно. Потом увидел его голову – она лежала неподалеку, ее срезало, как бритвой. И глаза – глаза живые, смотрят на меня, рот открытый.

– Какой кошмар! – Девица зажала уши.

– Уважаемый, вы совсем уж какие-то ужасы рассказываете, – осуждающе произнес молодой человек. – Вам не кажется, что сейчас не совсем место и время для таких историй, особенно в обществе Аннет?

– Нет, нет, пусть продолжает, мне совсем не страшно, – возразила юная слушательница и улыбнулась, показывая, что с ней все в порядке.

– Потом все вокруг закрутилось и стало черным. – Анри словно и не слышал их ремарок, заново переживая события того дня. – Мне показалось, что я заснул. Не было ни боли, ни страданий. Я увидел дом, мать, сестру. Мы все вместе сидели за столом и разговаривали на какие-то совершенно глупые темы. Когда я очнулся, то обнаружил, что лежу на спине и не могу двигаться. Шел сильный дождь, еще немного – и я просто утонул бы. Возможно, это было бы лучшим итогом для меня. Но рядом оказался русский офицер. То есть мне показалось, что офицер. Он вытащил меня из-под тел, которыми я был завален и которые, как я позже понял, мешали мне двигаться. Взвалил меня себе на плечи и отнес в развалины какого-то здания. Наверное, раньше это был деревенский дом, но теперь от него остались только стены, да и то полуразрушенные. Правда, крыша частично сохранилась, так что под ней можно было укрыться от дождя. Я, сколько ни старался, не мог произнести ни слова – только какое-то мычание. Врач меня осмотрел, промыл рану и нанес на голову дурно пахнущую мазь, дал выпить микстуру. После этого я почти сразу потерял сознание, а когда очнулся, было уже утро – светило солнце, и казалось, что весь предыдущий день был дурным сном.