Канун - Михаил Зуев Страница 30

На последнем этаже отвесила пинок, выкинула из лифта и спокойно поехала вниз. Больше Кадри никогда не слышала ни единого слова в свой адрес. Тогда это сработало. Но теперь площадка молодняка кончилась, и физическое воздействие перестало быть аргументом. Менять нужно было себя. Это означало: нужно перескочить на другой эшелон, более высокий – как это делает электрон. Вот он на одной орбите, а теперь – получил квант света и перескакивает на другую, более высокоэнергетическую. Механизм понятен. Электрон может быть сколько угодно красивым, умным и способным. Но пока он не поглотит квант, он никуда не сможет сдвинуться со старой орбиты.

– Я вот что… Мне уже не до работы, я устала, да и получается плохо. Отец Дими старше на семнадцать лет, с него тоже довольно. – Марулла спокойно и уверенно посмотрела на Кадри, сделала небольшую паузу и продолжила: – Димитра ребенок и всегда им будет. Такой она родилась. Так получилось.

Кадри молчала. Марулла взяла Кадри за руку и тихо сказала:

– У нас большая ферма. И выходит, что уже не одна – у моей сестры похожая ситуация. Нам нужен управляющий. И не просто управляющий, – тут она запнулась. – Нам нужен управляющий и член нашей семьи. Деньги не должны уходить из семейного круга.

Кадри стало ясно – Марулла обо всем в курсе. А потом ей стало смешно: вот уж не ожидала, что Мышка, ее Мышка, станет тем самым фотоном. Хотя – почему нет? Она же светлая. Она во всем светлая.

– Марулла, я могу подумать?

Марулла наклонилась к Кадри и тихо провела ладонью по ее щеке. Ладонь была теплой, нежной и едва ощутимо пахла парфюмом. Проводив Маруллу до машины, Кадри собралась в раздевалку – ее смена давно кончилась. Раздался звонок от секретарши шефа:

– Кадри, я знаю, вы еще здесь. Зайдите, пожалуйста, к управляющему.

Зервас встал из-за стола, жестом пригласил присесть на низкое кресло возле кофейного столика, сел сам. Он был спокоен и серьезен – ни малейшего намека на фамильярность. И без обиняков начал.

– Я думаю, тебе пора двигаться дальше. Ты достойна позиции заместителя управляющего отелем. Да, у тебя нет образования. Но мы не будем формалистами. Мы отправим тебя на трехмесячную стажировку в Лондон. По возвращении возглавишь одну из служб. Если справишься – добро пожаловать, новый заместитель управляющего.

Пауза повисла надолго.

– Я могу подумать?

Зервас кивнул и встал с кресла, дав понять, что аудиенция окончена.

Кадри почему-то вспомнилась Наташа. Ее дети. Бестолковый муж. Вот что меня ждет с Михалисом. Хотя проблема не в нем, и не в Марулле, и не в Зервасе, и даже не во мне. Проблема в чем-то другом. И тут внезапно пришло понимание. Настолько ярко, что Кадри вздрогнула. Цикл. Суточный цикл. Люди живут – нет, люди существуют – внутри суточного цикла. Изо дня в день в каждой человеческой жизни происходит одно и то же. В детстве разнообразия побольше, а потом – да, названия разные, декорации разные. Но суть одна.

Каждое утро человек просыпается, чтобы ночью уснуть, а на следующее утро проснуться снова. Внутри круга – еда, работа, секс, деньги, дети, водка, отдых, еще хоть тысячу категорий назови. Но круг от этого не перестает быть кругом. Круг характеризуется тем, что замыкается сам на себя. И в круге этом нет места для одной-единственной вещи. Нет места для смысла жизни.

Кадри тогда было одиннадцать, и она еще оставалась бессмертной. Потому что каждый, кто не задал себе главного вопроса, – бессмертен. Кадри было одиннадцать, и в этот день она поняла, что жизнь конечна. Не просто жизнь конечна, а ее жизнь конечна. Она легла на пол и увидела муравья. Как он попал в квартиру, Кадри не знала. Она просто увидела его. Муравей полз… господи, какая глупость! Это с высоты твоего роста муравьи ползают. Но если перейти в их систему координат и оказаться на уровне их поверхности, они не ползают. Они ходят. Они бегают. Как угодно, но не ползком.

Кадри поняла: моя жизнь конечна, и жизнь муравья конечна. Зачем живет муравей? Он не задает вопросов. Он живет во благо своей муравьиной семьи, во благо своего рода. У него нет индивидуальности. У него нет страха за свою жизнь – лишь инстинкт самосохранения. Но если роду нужно, муравей без сомнения и сожаления жертвует собой. Смысл жизни муравья – его род.

А зачем живу я? У Кадри не было ответа. Отец как раз чистил аквариум.

– Пап, а зачем живет человек?

Отец повернулся и сказал спокойно, как само собой разумеющееся:

– Человек? Человек живет для того, чтобы, умирая, оставить этот мир лучше, чем он его получил при рождении.

– Папа, – спросила Кадри, – а что стало лучше в твоем мире?

– Ты.

Став старше, Кадри поняла: всякий, кто может не задумываясь ответить на вопрос о смысле жизни, уже не в круге. Пусть одним пальцем, пусть одной ногой, одним вдохом – но вышел за пределы круга. И если такой человек займется собой и миром всерьез, ничто не в силах его остановить.

Еще вчерашней ночью жизнь была беспросветной. Сегодня – новые возможности. Значит, есть повод для радости. Стоп, а есть ли он? Теперь можно поменять один круг на другой. Или на третий. А завтра – предложат четвертый, пятый. Что дальше? За полгода до того, как отца не стало, они смотрели фильм «Интервенция». Герой Высоцкого, сидя в застенках, в исподнем белье, сказал героине просто и буднично:

– Сейчас начнется допрос. Следователь сперва будет ласков. Он предложит папиросу, потом предложит жизнь. Папиросу можно взять, а от жизни придется отказаться.

Сегодня Кадри предложили не одну папиросу – две. Нет. Нельзя размениваться на папиросы.

Придя в пустую квартиру, Кадри приняла душ и быстро заснула. Проснувшись через пару часов, взяла пылесос. Тупая работа разгружала голову. Так все же – в чем смысл моей жизни? Быть объектом для мастурбации мистера Байрнсона? Нет. Управлять рабочими на ферме? Нет. Гонять персонал в отеле? Нет. Тогда что?

Мать иногда в сердцах говорила: Кадри, ты многого хочешь! Говорила с таким выражением, что за словами читалось совсем иное: много хочешь – да немного получишь. Навроде «каждый сверчок знай свой шесток». Если бы мать в нее верила! Но мать не верила ни в кого, даже в себя. Все, что какое-то время соприкасалось с ней, стремилось превратиться в тлен. Потому погиб отец. Потому сбежала Кадри. Потому сама мать уже стояла у последней черты.

Рефлекторно двигая щеткой пылесоса, Кадри словно поднялась над поверхностью жизни. На поверхности осталась другая Кадри, плоская, двумерная, лишенная объема и смысла. И все сразу стало ясно. Это «не те» обстоятельства. Это не те люди внутри обстоятельств. Это тот самый суточный цикл, и из него нет спасения, если…

Если сказать: ну все же так. И еще сказать: а что я могу? И пойти управлять фермой. Или отелем. Какая разница – на ферме звери, в отеле люди. И что? Да ничего! Как в американском кино, где человека приводят к следователю, сажают за стол, одна стена комнаты зеркальная. А с другой стороны за прозрачным зеркалом те, кто изучает того, кого привели. Нужно выходить из круга. И разбить зеркало. И отказаться от жизни. От такой жизни. Потому что это – не жизнь. На самом деле мое место должно быть там, среди тех, кто с другой стороны стекла!