Фабрика без сердца  - Сверре Кнудсен Страница 3

Но не могла же Марит бросить своего друга на произвол судьбы! Девушка несколько раз вдохнула и выдохнула, быстро посмотрелась в карманное зеркальце и встала. Она спокойно направилась через огромный зал к рабочему месту фру Гросен.

«Наверно, это будет последний раз, когда я к ней захожу, – подумала Марит. – Мой последний день на постоянной работе, потому что на работу в другом месте меня уже не примут. „Главвафля“ – самое крупное предприятие в стране, и тех, кого отсюда уволили, уже не берут на другую работу».

Сотрудники Марит смотрели ей вслед, пока она шла к начальнице. Все делали вид, что работают как обычно, но Марит слышала, как они шепчутся, кивают, а некоторые даже показывают на неё пальцем. Если среди них и были сочувствующие, когда она – храбро, с прямой спиной – шла между перегородками навстречу своему судному дню, то они, во всяком случае, этого не показывали.

– …потерять работу, – доносилось до Марит чьё-то бормотание, – её ждёт понижение…

– Её отправят в подвал, – шептали две женщины в один голос, а другие им поддакивали. – В Подземелье, – уточнила одна из них.

– В Морозильник? – прошептал ворчливый старикашка.

И вдруг в зале воцарилась мёртвая тишина. Сотрудники даже перестали переглядываться. Как будто пронёсся прохладный ветерок.

Марит Ос отчитали. В очередной раз, как и Бьёрнара Сивертсена. Марит и Бьёрнар занимались подпольной деятельностью, и фру Гросен могла бы лишить их обоих должностей и сделать это совершенно официально, во время пятничного выступления с участием генерального директора. Ведь каждую пятницу Хансен-Высочансен выходил на балкон и наблюдал оттуда за всеми сотрудниками фабрики. Если он кивал перед тем, как уйти с балкона, это означало, что всё в порядке. Если он качал головой, обстановка накалялась. А его редкие выступления перед публикой создавали крайне напряжённую атмосферу.

– Завтра пятница, – напомнила фру Гросен Марит Ос и Бьёрнару Сивертсену. – И я думаю, что, скорее всего, в завтрашнем выступлении речь пойдёт о вас!

Марит и Бьёрнар после этого не общались друг с другом. Да и зачем? После работы Марит поспешила в метро, чтобы поскорее добраться до дома.

Когда девушка спустилась на станцию, её поезд уже ушёл. Марит остановилась, чтобы перевести дух. Она чувствовала себя раздражённой и уставшей, хотя вся оставшаяся часть рабочего дня прошла относительно спокойно. Но сейчас Марит очень хотелось оказаться где-нибудь подальше от работы. Неважно – где. В другом месте.

И тут Марит услышала нечто, заставившее её забыть о гудении поездов и назойливо мерцающей рекламе. Она услышала низкий сипловатый голос – песня показалась ей хорошо знакомой. Марит не могла разобрать слов, но сама мелодия была грустной. Но грустной в хорошем смысле. Это была грусть с оттенком чего-то ещё, а не просто грусть.

Конечно, голос принадлежал Стелле.

Марит уселась на скамейку, чтобы послушать ещё, но скамейка запищала, потому что Марит не бросила в неё монетку. Так как станция принадлежала «Главвафле», всё на ней стоило денег. Марит привыкла к тому, что всеми стоянками и станциями в городе владели крупные компании, но ей не нравилось, что эти компании также скупили все скверы, площади и парки в городе.

Марит вздохнула. «Так, наверно, и должно быть», – подумала она и опустила монету. Обычно Марит не сидела на скамейках на станции метро, но теперь, задумавшись о тех, кто так делал, уже не была уверена в том, что они какие-то странные. Хотя сейчас это было уже совсем не важно.

Получив выговор от начальства, Марит чувствовала себя обессиленной, ей хотелось немного отдохнуть. И вдруг девушке показалось, что фру Гросен и «Главвафля» исчезли. «Могу же я просто посидеть на скамейке в метро и ничего не делать? – подумала девушка. – Ведь меня не должны из-за этого мучить угрызения совести?» Марит слишком устала, чтобы беспокоиться об этом. Она смотрела на прохожих и спрашивала себя: чем они занимаются? О чём думают? О чём мечтают?

«А о чём мечтаю я?» – спрашивала себя Марит.

И тут она стала клевать носом, а когда открыла глаза, часы показывали ровно шесть.

Перед ней стоял он – юноша с небесно-голубыми глазами. Его взгляд – одновременно серьёзный, печальный и немного суровый – был устремлён на неё. Юноша был одет в чёрное, а не в белое, как все на кухне, что придавало ему ещё более грозный, почти враждебный вид. К нагрудному карману его куртки был прикреплён вырезанный из бумаги цветок.

– Как тебя зовут? – спросила Марит, потому что это было первое, что пришло ей в голову.

– Сильвестер, – ответил юноша. – А я знаю, что ты Марит.

– Ой, – произнесла Марит, покраснев, – откуда ты знаешь?

– Потому что… потому что… – ответил Сильвестер и тоже покраснел. – Это не то, что ты думаешь. Совсем не то, но теперь я уже не уверен…

Марит не удержалась и рассмеялась. Она не понимала, о чём он говорит, но это было совсем не важно, потому что всё и так было замечательно.

– И я тоже теперь уже совсем не уверена, – проговорила девушка.

По лицу Сильвестера скользнула робкая улыбка, и оно снова стало серьёзным.

– Я слышал, что ты почти никогда ни в чём не сомневаешься, – сказал он. – Но, похоже, на этот раз всё не так, как ты думаешь. Понимаешь… Вафлю в форме сердца получила не только ты…

Сердце Марит сжалось в ледяной комок.

Краем глаза она увидела двух мужчин в красно-коричневой одежде, которые направлялись прямо к ним, но понять, кто они, девушка не успела: её мысли были заняты тем, что сказал Сильвестер.

– Что ты имеешь в виду? Не только я?

Мужчины были уже за спиной Сильвестера.

– Мы раздаём вафли в форме сердца всем… – Сильвестер не успел договорить. Инспекторы схватили его под руки.

– Пройдёмте с нами! – злобно произнёс один из них. И – хоп! – все трое исчезли.