Дух мщения. Битва за Молех - Грэм Макнилл Страница 3

Аксиманд стоял возле стены из алеющего на солнце камня, которая доходила ему до колена, поставив одну ногу на парапет и опираясь рукой на приподнятое колено. Доносившийся снизу издали шум волн умиротворял; когда с океана дул ветер, запах жженого металла из порта сменялся ароматом соли и диких цветов. С обзорной точки на возвышенном плато поверженный город Тижун выглядел, как во время первой высадки Сынов Хоруса.

Первое впечатление было таким, словно громадная приливная волна прокатилась по рифтовой долине, оставив за собой забытый океанский мусор. Казалось, город лишен упорядоченности, но Аксиманд уже давно оценил органичное изящество замысла его древних творцов.

«Город многогранен, — сказал бы один из них, окажись рядом благодарный слушатель, — пренебрежение прямыми линиями и отсутствие навязанной четкости идут ему на пользу. Видимый недостаток согласованности обманчив, так как порядок существует внутри хаоса. Это становится очевидным, когда проходишь по змеящимся дорогам и обнаруживаешь, что твоя цель была определена с самого начала».

Все здания здесь были по-своему уникальны, будто в Тижун явилась армия архитекторов, и каждый из них создал множество строений из отходов стали, стекла и камня.

Единственным исключением был Двеллский дворец — недавнее дополнение к городу, имевшее характерные утилитарные черты классической макраггской архитектуры. Он был выше всех остальных зданий в Тижуне и представлял собой увенчанный куполом дворец имперского правительства: одновременно монумент Великому крестовому походу и свидетельство проявленного примархом Жиллиманом тщеславия. Здание обладало математически точными пропорциями и, пусть Луперкаль счел его аскетичным, Аксиманду понравилась та сдержанность, которую он увидел в его элегантно-четком исполнении.

По периметру главного лазурного купола и в углубленных нишах, тянувшихся по всей высоте центральной арки, горделиво стояли изысканные изваяния имперских героев. До того, как их разбили, Аксиманд выяснил личность каждого из них. Магистры орденов и капитаны Ультрамаринов и Железных Рук, генералы армии, принцепсы титанов, понтифики Муниторума и даже несколько аэкзакторов, сборщиков податей.

Крыши города медово блестели в лучах вечернего солнца, а море Энны было гладким и неподвижным. Вода превратилась в золотое зеркало, в котором мелькали яркие, словно фосфор, отражения кружащих на орбите боевых кораблей, временами появляющейся луны и падающих далеко в море обломков уничтоженных в космическом сражении судов.

Возле мола из воды торчал нос затонувшего грузового танкера, на поверхности которого пузырилась маслянистая грязь нефтехимических гелей.

Далеко на севере, у горизонта сияла звезда — близнец садящегося на юге солнца. Аксиманд знал, что то была не звезда, а все еще продолжающие пылать останки Будайского корабельного училища, орбита которого уменьшалась с каждым оборотом планеты.

— Скоро упадет, — раздался голос позади него.

— Верно, — согласился Аксиманд, не оборачиваясь.

— Хорошего будет мало, — произнес другой. — Лучше бы нам уйти до того.

— Нам уже давно следовало уйти, — добавил четвертый.

Теперь Аксиманд отвернулся от буколической панорамы Тижуна и кивнул своим боевым братьям.

— Морниваль, — сказал он. — Магистр войны призывает нас.

Морниваль. Восстановленный. Впрочем, он никогда и не пропадал, лишь временно раскололся.

Аксиманд шел рядом с Эзекилем Абаддоном. В своем шипастом боевом доспехе Первый капитан Сынов Хоруса на голову превосходил Аксиманда ростом. В его движениях читалась агрессивная дикость, его грубо вытесанные черты лица подчеркивали выступающие скулы. На его черепе не было волос; исключение составлял лишь лоснящийся черный пучок, торчащий на темени, словно племенной фетиш.

Они с Абаддоном были ветеранами, входили в Морниваль еще до того, как Галактика сошла с резьбы и рывком повернулась в другую сторону. Они проливали кровь на сотне миров во имя Императора и во многих сотнях других — во имя магистра войны.

И когда-то они смеялись, сражаясь.

Двое новых членов Морниваля шагали рядом со своими рекомендателями. Отраженный свет луны Двелла рисовал на их шлемах полумесяцы. Один из них был известным воином, другой — сержантом, снискавшим себе репутацию во время катастрофы при падении Двелла.

Головорез Кибре командовал терминаторами-юстаэринцами. Один из людей Абаддона и истинный сын. Кибре был опытен и проверен в бою, но Грааль Ноктюа из Заколдованных был новичком в легионе. Воин обладал разумом, похожим на стальной капкан, и Абаддон сравнивал его ум с неторопливым клинком.

С появлением Кибре на одну чашу Морниваля лег тяжкий груз гневливости. Аксиманд надеялся, что это уравновесится присутствием флегматичного Ноктюа. Благосклонность, которую Аксиманд проявлял к сержанту, вызывала у некоторых ворчание, однако Двелл заставил их всех умолкнуть.

Вместе с двумя новыми братьями Аксиманд и Абаддон шли к центральному залу Мавзолитики, откликаясь на зов магистра войны.

— Думаете, будет приказ о мобилизации? — спросил Ноктюа.

Как и всем им, ему не терпелось получить свободу. Война здесь давно закончилась, и, если не считать нескольких вылазок за пределы системы, основная масса легиона оставалась на месте, пока примарх уединялся с мертвыми.

— Возможно, — отозвался Аксиманд (ему не хотелось строить домыслы относительно мотивов магистра войны остаться на Двелле). — Скоро узнаем.

— Мы должны двигаться, — произнес Кибре. — Война набирает обороты, а мы бездействуем.

Абаддон остановился и ткнул рукой в центр нагрудника Головореза.

— Думаешь, будто знаешь о ходе войны больше, чем твой примарх?

Кибре покачал головой:

— Конечно, нет. Я просто…

— Первый урок Морниваля, — сказал Аксиманд. — Никогда не решай за Луперкаля.

— Я за него и не решал, — огрызнулся Кибре.

— Хорошо, — произнес Аксиманд. — Значит, сегодня ты усвоил нечто важное. Может быть, магистр войны нашел то, что ему было нужно, а может, нет. Может быть, мы получим приказ о мобилизации, а может, нет.

Кибре кивнул. Аксиманд видел, как тот силится обуздать свой бешеный нрав.

— Как скажешь, Маленький Хорус. Расплавленное ядро Хтонии, что горит в каждом из нас, бурлит во мне сильнее, чем во всех остальных.

Аксиманд усмехнулся, хотя это прозвучало непривычно. Мышцы двигались под кожей немного иначе.

— Ты говоришь будто о чем-то плохом, — заметил он. — Просто не забывай, что пламя полезно, когда его контролируют.

— В большинстве случаев, — добавил Абаддон.

И они двинулись дальше.

Пересекали высокие сводчатые вестибюли с рухнувшими колоннами и залы с изрешеченными болтерами фресками, где раньше было поле боя. Воздух гудел от вибрации зарытых генераторов и имел привкус, как в бальзамировочной мастерской. Между фресок, изображавших кобальтово-синих воинов легиона, которых приветствовали гирляндами, на вмурованных пластинах были выложены сусальным золотом десятки тысяч имен.