Эрхегорд. 1. Сумеречный город - Евгений Рудашевский Страница 3

– Разумно, – кивнул комендант, при этом даже не улыбнулся.

Помимо сигв на оголенном правом плече, я заметил у него узорчатую сигву на правой кисти – там красовалась рассеченная клинком Большая луна.

Личная встреча со мной Зельгарду потребовалась только для того, чтобы расспросить меня о дороге, о том, что я видел или чувствовал в тумане. Его беспокоило состояние дорог на косогоре и видимость на подъезде к Багульдину. Его вопросы в основном были понятными и логичными, однако некоторые из них прозвучали странно.

– Значит, вы ехали в тумане трое суток?

– Да.

– Трое суток… И много вас там было?

– Я… ехал один. Только я и лошади.

– Это понятно. – Зельгард нахмурился. – Я говорю, часто ли вы уходили?

– Ну… – Я растерянно пожал плечами. – Там не было съездов и…

– Неужели непонятно, что я про фаитов! – Комендант отчего-то разозлился. Помедлив, усмехнулся без улыбки и уже спокойнее спросил: – Или вы себя отпустили? Что, рука не поднялась?

Я опять пожал плечами. Вспомнил безумного привратника с его не менее странными вопросами. Хотел искренне признать, что ничего не понимаю, но тут послышались торопливые шаги. Несколько человек явно бежали по коридору к приемному залу, о чем-то перекрикиваясь между собой. Комендант обернулся к открытым дверям, возле которых сейчас стояло три стражника.

Шаги приближались.

– Что там? – Зельгард посмотрел на вестового.

Тот лишь качнул головой.

– Саир! ^[4] – В зал вбежали двое стражников, которых я уже видел ранее. Чуть запыхавшись, они облизывали сухие губы. – Саир!

– Что там? – сухо бросил Зельгард.

– Саир! Ваша жена.

– Что?

– Опять пыталась бежать.

– Проклятье… – Комендант сжал кулаки. – Где она?

– Мы ее поймали в винном погребе. Там и сумка лежала с вещами, – торопливо отчитался первый стражник.

– Как и в прошлый раз, – кивнул второй. – Вы тогда хорошо придумали…

– Жива?

– Саир, вы сами просили…

Комендант махнул рукой:

– Ведите сюда.

Стражники кивнули и поторопились выполнить приказ. Зельгард глубоко вздохнул. Он стоял ко мне спиной и, кажется, вовсе забыл о моем присутствии.

Комендант был в ламеллярных доспехах из кожи наргтии, с большими металлическими пряжками. Синие наручи тянулись от запястья до локтей и были украшены гербом Багульдина. На поясе, как я сейчас заметил, висел двухтрубочный лаэрный самострел – дорогое и редкое в моих краях оружие. Я ни разу не стрелял из такого, но знал, что в каждой трубке лежат синий и желтый кристаллы лаэрита. Их разделяла упругая жилистая перепонка. Стальная пластина удерживала пружину, которая, высвободившись, толкала один кристалл к другому. От соприкосновения они вспыхивали ядовитым зеленым огнем и выталкивали заостренную медянку – провернувшись по нарезу, она поражала даже небольшую цель на расстоянии двух сотен шагов.

Вновь послышались приближающиеся шаги и голоса. Зельгард неподвижно смотрел на двери.

– Безумие, – прошептал я.

Жена коменданта. «Жива?» – «Опять пыталась сбежать?» – «Ведите сюда». Я не понимал, что все это значит. Хотелось скорее покончить с приемом и вернуться в «Нагорный плес» – ополоснувшись, пообедав, добраться до теплых подушек на вааличьем пуху, проспать остаток дня и проснуться лишь на рассвете…

В зал втолкнули женщину. Она едва не упала. Руки связаны за спиной. Ярко-золотые волосы взъерошены. Под короткой парчовой курткой виднелась надорванная шелковая рубашка. Из-под узкой синей юбки выглядывали бледные стопы – женщина шла без обуви.

– Давай!

– Шевелись!

Ее грубо подталкивали к Зельгарду, тычками в спину заставляли делать новые шаги. Комендант молча ждал, когда жена приблизится, наблюдал за ее унижением.

Мне было неприятно наблюдать за этой сценой. К тому же громкие окрики стражников болезненно отдавались в голове. Неудивительно, ведь я три дня томился в угнетающей глухоте. Она не прекратилась даже после того, как моя гартолла въехала на уличную брусчатку.

Багульдин, как и поля снаружи, был пропитан туманом. Этим утром, оставив восточные ворота позади, я подхлестнул лошадей и решил, что на следующий же день покину город, если выяснится, что мгла поглотила его без остатка.

Однако вскоре я расслышал цокот копыт. Теперь и колеса гартоллы чуть поскрипывали. Здесь туман был не такой густой и почти не сдерживал звуки. Можно было сказать что-нибудь вслух и не потерять слова в пустоте, а значит – почувствовать, что ты жив.

Я ехал по безжизненному кварталу, осматривался. Дома тут стояли в два этажа с мансардой. На гранитных колоннах лежали просторные балконы. Высокие резные двери были распахнуты, ставни и окна – раскрыты. В домах чернела тишина. Словно раковины моллюсков, чьи тела изъедены рыбой, чей уют давно присвоен кем-то чужим.

Гартолла порой вздрагивала, наехав на проржавевшую цепь или разломанный деревянный поддон. Дорога, как и тротуар, была усыпана мусором, перепачкана навозом. И все же Багульдин жил. Все чаще попадались здания с плотно затворенными дверьми и ставнями, сквозь их щели проглядывал свет. Возле иных веранд встречались стреноженные кони и затянутые дерюгой повозки. Огонь центральной башни Багульдина, отблески которого я угадывал во мгле задолго до того, как приблизился к городским стенам, тут светил еще ярче.

Цокот копыт становился громче. Я уже слышал, как фыркают мои лошади. Туман заметно поредел, а потом оборвался. Я вынырнул из него, как из мутной воды.

Передо мной лежала освещенная солнцем улица. Она желтой брусчаткой широко стелилась вперед. Наконец я увидел настоящий Багульдин в его подлинных красках, ароматах и звуках, смог подробнее рассмотреть дома из блоков тесаного камня. Блоки были разных размеров, но хорошо подогнаны друг к другу и украшены резьбой, из которой по всему фасаду складывалась мозаика сосновой рощи, цветочных гирлянд или отдельных животных – их копыта начинались у цоколя, а головы поднималась к карнизу. Были тут и здания со сценами битв, оружием и воинским облачением. Я сдерживал коней, чтобы лучше рассмотреть это великолепие.

Все блоки были вырезаны из светло-коричневого камня неизвестной мне породы, похожего на туф или базальт, такого же податливого, но несравнимо более гладкого. Позже я узнал, что его называют карнальским и добывают в Карнальской каменоломне, расположенной в пятнадцати верстах южнее Багульдина.

Моя гартолла неспешно катилась вперед, а я все чаще замечал спрятанные в переулках торговые лотки и тесные караулки. Горожане прогуливались по тротуарам, ехали верхом или в одноместных наэтках. Несмотря на общую затаенность и малолюдность, я радовался тому, что Багульдин живет. По стенам домов тянулись земляные сикоры, усаженные алыми нартисами, голубоватыми астунциями и другими мне неизвестными цветами. На покатых светло-вишневых крышах в кадках росли кусты. Все это цвело и наполняло улицу сладким запахом лета.