«ЦАРСТВУЙ НА СЛАВУ!» Освободитель из будущего - Петр Динец Страница 3

Рождество 1812 года я отмечал в Петербурге. Столица гудела Рождественскими балами. Настроение у всех было приподнятое. Бонапарт покинул Россию и на глазах у изумленной Европы, непобедимый доселе полководец, фактически бежал, а его армия не существовала более.

Двадцать пятого декабря Александр издал манифест об окончании Отечественной войны. В манифесте предписывалось ежегодно, на Рождество, отмечать День Победы ^[1]. Прочитав манифест, я поразился, так как это очень походило на столь знакомый День Победы - 9 мая, который тоже праздновался в честь окончания Отечественной войны. И вообще, очень многое из происходящих событий напоминало мне о другой Отечественной войне - войне с немцами. В обоих случаях Россия воевала с завоевателем, покорившем большинство Европы, и в каждом случае сначала никто не сомневался в поражении России, ибо захватчики доходили до Москвы. Но, как и сто тридцать лет спустя, страна выстояла, попросту поглотив орды завоевателей. Кстати, единственным европейским союзником в обеих войнах являлась Англия. И наконец, и сейчас и в моем будущем, русская армия, наученная кровавым опытом, превратилась в грозную силу и жандарма Европы.

Под Рождество я впервые увидел старших братьев. Александр, будучи занят военными делами, к нам не наведывался и, указывая на тревожные времена, настаивал, чтобы мы оставались в Гатчине. Впрочем, это было к лучшему. Месяц, проведенный в этом мире, не прошел для меня даром. Несмотря на память реципиента, мое поведение могло выдать меня. Не так уж это и легко 32 летнему мужику, попасть в тело шестнадцатилетнего подростка царских кровей, и вести себя естественно. Добавьте двести лет разницы во времени и понятиях, и вы поймете, что это практически невозможно. Даже если я помнил, с кем разговариваю, я не знал, что и как говорить. А жесты? Ведь разница в характере и темпераменте влияла на мою жестикуляцию. Да и к телу реципиента еще требовалось привыкнуть. Разный возраст, рост, мускулы лица, звук голоса. Пришлось взвешивать каждое слово, делать физические упражнения и гримасничать, чтобы привыкнуть к новой оболочке. Мне очень помогло общее состояние тревоги и напряжения. Окружающие стали более рассеяны, что позволяло ссылаться на обстоятельства, или уводить разговор на новости из армии.

На этой веренице торжеств, я успел познакомиться со всеми мало-мальски значимыми сановниками империи. После первой беседы напряжение спало и все пошло как по маслу. Разговоры сводилось к нескольким стандартным темам: о победе русского оружия, о мудрости моего брата, не желавшего вести переговоры с Наполеоном и о прекрасном бале, на котором мы сейчас находимся. Более старые из придворных, позволяли себе сказать, насколько я вырос и возмужал. Поэтому, поднаторев в светских беседах на первом балу, на остальных я чувствовал себя увереннее, сводя беседу к знакомым штампам.

Для придворных я был лишь подростком, одним из великих князей, но не наследником престола, коим считался Константин, а посему никакой величины для них не представлял, и от меня никто не ожидал откровений на военные или политические темы. Разговоры со мной вели в основном из вежливости, стараясь поскорее переместиться к более значимым персонам, в первую очередь к моему старшему брату. Все это было мне на руку, ибо позволяло воочию познакомиться со всеми значимыми фигурами в империи, не подставляясь.

Из сверстников на балах присутствовали множество княжеских и графских фамилий. С ними мне было не интересно, так как настоящий я был взрослым дядей, и переживания подростков меня особенно не волновали. Большинство моих сверстников более интересовались противоположным полом или военной службой, что вполне понятно, ибо балы зачастую служили трамплином для социального или карьерного роста. На них у молодых людей имелась отличная возможность присмотреть себе невесту и быть представленным сильным мира сего. Да и родители их не сидели на месте, всячески пытаясь продвинуть свое чадо.

Первого января 1813 года в Петербурге служили молебен по случаю избавления России от иноплеменного нашествия. Перед тем, как отправится в Казанский собор, Анна - моя сестра, вручила мне выигранный рубль. В сентябре, когда пала Москва, и когда казалось, что война проиграна, я, то есть Николай, поспорил, заявив, что до начала 1813 года в России не останется ни одного неприятеля. И вот теперь она вручила мне выигранную монетку.