Простые смертные - Дэвид Митчелл Страница 3

– Мистер, как вы меня напугали! Просто чуть сердце не выскочило!

– Ты уходишь. – У Жако всегда был какой-то потусторонний голос.

– Да, но это между нами. И не волнуйся, я ухожу недалеко.

– Я тебе сувенир сделал. Чтобы ты меня помнила.

Жако вручил мне картонный круг – тщательно распрямленную крышку от коробки из-под сыра «Дейрили» – с изображенным на нем лабиринтом. Мой братишка просто помешан на лабиринтах; их полно в книжках серии «Драконы и драконство», которыми они с Шэрон так увлекаются. Лабиринт, который подарил мне Жако, на самом деле был довольно незамысловат, во всяком случае, сам Жако умел придумывать и куда более сложные. Этот состоял всего из восьми или девяти концентрических кругов, соединенных проходами.

– Возьми, – сказал мне Жако. – Это дьявольский лабиринт.

– Мне он вовсе не кажется таким уж страшным.

– «Дьявольский» значит «сатанинский», сестра.

– И что же в нем такого сатанинского? Объясни.

– Тьма неотступно следует за тобой, когда ты идешь по этому лабиринту, и если она тебя коснется, ты просто перестанешь существовать. Так что один неверный поворот, ведущий в тупик, – и тебе конец. Вот почему ты должна выучить все повороты лабиринта наизусть.

Господи, только спятившего брата мне и не хватало!

– Ладно, выучу. Спасибо тебе, Жако. Слушай, мне еще нужно кое-что…

Жако крепко сжал мое запястье.

– Выучи этот лабиринт, Холли. И извини своего спятившего брата. Пожалуйста.

Мне вдруг стало слегка не по себе.

– Мистер, вы ведете себя как-то очень странно…

– Дай слово, что запомнишь наизусть все повороты и переходы этого лабиринта, чтобы в случае необходимости смогла бы найти путь даже в темноте. Пожалуйста!

У всех моих друзей младшие братья помешаны на комиксах и играх типа «Scalextrick» или «Top Trumps», почему же только у меня младший братишка мастерит лабиринты и употребляет выражения «в случае необходимости» и «дьявольский»? Господи, а вдруг он окажется геем? Как же он тогда выживет в нашем Грейвзенде? Я ласково взъерошила ему волосы.

– Ладно, даю слово, что непременно выучу твой лабиринт наизусть. – И после этих слов Жако вдруг крепко-крепко меня обнял, и это было совсем уж странно, потому что Жако обниматься-целоваться совсем не любит. – Эй, что это ты? Я ведь совсем недалеко… Ты меня поймешь, когда станешь постарше, и потом я…

– Ты переезжаешь к своему бойфренду.

Теперь я уже ничему не удивлялась, так что покорно призналась:

– Да.

– Береги себя, Холли.

– Винни очень хороший, Жако! И как только мама немного привыкнет к новой ситуации, мы с тобой снова будем часто видеться. Ну вот, например, мы же часто видимся с Бренданом с тех пор, как он женился на Рут, верно?

Но Жако молча засунул картонку с нарисованным на ней лабиринтом поглубже в мой рюкзак, еще раз печально взглянул на меня и исчез.

* * *

Мама появилась на лестничной площадке с корзиной, полной ковриков из бара, которые нужно было вытряхнуть. Вид у нее был такой, словно она попалась мне навстречу случайно, а вовсе не сидела в засаде.

– Я не шучу, Холли. Из дому тебе выходить запрещено. Немедленно вернись наверх. На следующей неделе экзамены. Тебе давно пора сесть и подумать о своем будущем.

Я до боли стиснула лестничные перила.

– Ты, кажется, сказала: «Живешь под нашей крышей – подчиняйся нашим правилам»? Что ж, прекрасно. Мне не нужны ни твои правила, ни твоя крыша, ни твои подзатыльники, которые ты мне отвешиваешь, стоит тебе самой потерять какую-нибудь тряпку. Ведь ты же не перестанешь так себя вести, верно?

У матери как-то странно исказилось лицо, и мне показалось, что она вот-вот скажет какие-то правильные слова, и мы наконец поговорим по душам. Но нет, она просто вцепилась в мой рюкзак, гнусно усмехнулась, словно никак не может поверить, до чего глупа ее дочь, и заявила:

– А ведь когда-то и у тебя были мозги!

В общем, я вырвала у нее рюкзак и продолжала спускаться, а она так и осталась стоять на месте.

– Как насчет школы? – спросила она, и голос ее прозвучал весьма напряженно.

– Ну, если эта школа для тебя так важна, так сама там и учись!

– У меня-то, черт побери, никогда в жизни и не было возможности учиться! Мне всю жизнь приходилось вкалывать! И паб этот содержать, и детей растить, и всех вас – и тебя, и Брендана, и Шэрон, и Жако – кормить, одевать-обувать, в школе учить, чтобы хоть вам потом не пришлось всю жизнь мыть туалеты, вытряхивать пепельницы и гнуть спину с утра до вечера, не имея возможности хоть раз лечь спать пораньше.

Что мне ее слова! Как с гуся вода. Я продолжала медленно спускаться.

– Ну, ладно, иди-иди. Ступай. Узнаешь, какова она, жизнь-то, на вкус. Не сомневаюсь, что через три дня твой Ромео тебя вышвырнет вон. Мужчину в девушке интересует вовсе не ее яркая индивидуальность, черт побери! Такого, Холли, никогда не бывает.

Я сделала вид, что не слышу. Из холла мне было видно, как Шэрон хлопочет за барной стойкой у полок с фруктовыми соками, помогая папе обновить запасы спиртного и наполнить кувшины. Я не сомневалась, что она все слышала. Я помахала ей рукой на прощанье, и она махнула мне в ответ, но как-то нервно. Из глубины подвала гулким эхом доносился голос отца, монотонно повторявшего: «Паром из Ливерпуля…» Пожалуй, лучше было его во все это не вмешивать. И потом, сейчас он наверняка принял бы сторону мамы. А в присутствии завсегдатаев паба он выразился бы примерно так: «Я не такой дурак, чтобы разнимать двух дерущихся куриц!», и они стали бы согласно кивать, бормоча: «Это ты верно сказал, Дэйв». Кроме того, стоило убраться из дома, пока он еще не знает о наших с Винни отношениях. Не то чтобы я их стыдилась. Я просто предпочла бы избежать жарких объяснений. Ньюки, как всегда, спал в своей корзинке. «Ты самая вонючая собака в Кенте, – с нежностью сказала я ему, стараясь не заплакать, – ты старый мешок с блохами». Я почесала его за ухом, отодвинула засов на боковой двери, вышла в переулок Марло, и у меня за спиной со щелчком захлопнулась дверь.

* * *

На Вест-стрит свет и тень сменяли друг друга резко, как на экране телевизора с неотрегулированной контрастностью, так что пришлось надеть темные очки, и мир вокруг сразу окутала фантастическая пелена, однако он одновременно стал более живым и реальным. В горле у меня стоял колючий комок, меня всю трясло. Но никто из паба за мной не погнался. Уже и это хорошо. Мимо с грохотом пронесся грузовик с цементом, от него так и летела пыль, больше похожая на дым и заставлявшая конские каштаны покачиваться, отряхивая листву. В воздухе висел запах разогретого солнцем гудрона, жареной картошки и мусора недельной давности, который уже вываливался из мусорных баков, – мусорщики снова устроили забастовку.