Книга Странных Новых Вещей - Мишель Фейбер Страница 3

А потом, когда ему вернули билет, конечно, было достаточно времени, прежде чем разрешили посадку. Бок о бок они с Беатрис отошли от стойки регистрации, слегка ослепленные избытком света и чудовищными размерами терминала. Не из-за этого ли флуоресцентного сияния лицо Беатрис казалось осунувшимся и тревожным? Питер обнял ее ниже талии. Она улыбнулась ободряюще, но он не чувствовал бодрости. «ПОЧЕМУ БЫ НЕ НАЧАТЬ ОТПУСК ЭТАЖОМ ВЫШЕ? - соблазняла реклама. - ОТ ИЗОБИЛИЯ НАШИХ МАГАЗИНОВ ВАМ НЕ ЗАХОЧЕТСЯ УЛЕТАТЬ».

В это вечернее время толчеи в аэропорту не было, но все же было достаточно тех, кто катил чемоданы или околачивался в магазинчиках. Питер и Беатрис сели напротив табло, ожидая объявления о том, к какому выходу подали самолет. Не глядя друг на друга, они держались за руки, рассматривая несколько десятков будущих пассажиров, дефилирующих мимо. Из дьюти-фри донеслось хихиканье хорошеньких девушек, одетых как стриптизерши в начале смены и обвешанных пакетами. Они покачивались на высоченных каблуках, с трудом волоча многочисленные свертки. Питер наклонился к Беатрис и прошептал:

— И придет же в голову сесть в самолет с такой тяжестью? А когда они приземлятся и отправятся восвояси, то еще чего-нибудь прикупят по дороге. Гляди, они уже еле передвигаются.

— Ага.

— Но вот в этом-то все и дело. Может, это зрелище здесь нарочно для нас? Грандиозная непрактичность во всем, вплоть до дурацкой обувки. Только для того, чтобы все знали: эти девушки так богаты, что им не надо беспокоиться о реальном мире. Богатство делает их иными существами, экзотическими созданиями, которым не обязательно функционировать как люди.

Би покачала головой.

— Эти девушки не богаты, — сказала она. — Богатые не путешествуют группами. И богатые женщины не ходят, как будто они впервые встали на каблуки. Эти девушки просто молоды и получают удовольствие от покупок. Для них это приключение. Они красуются друг перед другом, а не перед нами. Мы невидимки для них.

Питер взглянул на девушек, враскачку шедших к кофейне «Старбакс». Их ягодицы трепетали под мятыми юбками, а голоса звучали пронзительно, выдавая провинциальный акцент. Би права.

Он вздохнул и сжал ей руку. Как он будет обходиться без нее там, куда он едет? Как он управится без нее, не имея возможности обсудить свои ощущения? Она одна останавливала его, когда он нес вздор, она обуздывала его привычку создавать грандиозные всеобъемлющие теории. Она заземляла его. Если бы она была рядом в его миссии, это стоило бы целого миллиона долларов.

На самом деле предприятие обошлось куда дороже миллиона долларов, только для того, чтобы послать его одного, и СШИК платил за все.

— Ты не голодна? Принести чего-нибудь?

— Мы же ели дома.

— Шоколадку или еще что?

Она устало улыбнулась:

— Все хорошо, честно.

— Мне жаль, что я подвел тебя.

— Подвел меня?

— Ну... там в машине. Это нечестно, не закончено, и особенно сегодня... непереносимо, когда так случается.

— Это действительно ужасно, — сказала она. — Но не по этой причине.

— Просто угол был непривычный, вот и...

— Пожалуйста, Питер, вовсе незачем обсуждать это. Я не заполняю ведомость или реестр. Мы любили друг друга. И этого достаточно.

— Но я чувствую, что...

Она сжала ему губы двумя пальцами, потом поцеловала его:

— Ты лучший мужчина на свете. — И снова поцеловала его, на этот раз в лоб. — Если уж ты собираешься делать «вскрытия», то мне кажется, тебе и без того будет о чем думать в командировке.

Он нахмурился под ее губами. Что она имеет в виду, говоря о «вскрытии»? Имеет ли она в виду, что препятствия и неудачи неизбежны? Или она уверена, что все его предприятие обречено на неудачу? Вплоть до смерти?

Он встал, и она встала вместе с ним. Они крепко держались за руки. Большая партия туристов, только что с автобуса, влилась в зал, страстно намереваясь отправиться к солнцу. Устремившись к соответствующим дверям, журчащие гуляки разделились на два ручья, обтекая Питера и Би. Когда они исчезли и в зале снова стало сравнительно тихо, голос в репродукторе произнес: «Держите ваш багаж все время при себе. Вещи, оставленные без присмотра, будут изъяты и уничтожены».

— Ты чувствуешь... инстинкт тебе подсказывает, что моя миссия провалится? — спросил он.

Она замотала головой, стукнув его челюсть.

— Ты полагаешь, что Провидение не с нами? — настаивал он.

Она кивнула.

— Ты думаешь, что Он шлет меня так далеко, чтобы...

— Пожалуйста, Питер. Помолчи, — сказала она севшим голосом. — Мы все подробно обсуждали много раз. Уже нет смысла. Все, что остается, — это вера.

Они сели снова и попытались удобно устроиться в креслах. Она положила голову ему на плечо. Он думал об истории, о тайных человеческих тревогах, лежащих в подоплеке знаменательных событий. Какие-то мелочи, вероятно, заботили Эйнштейна, или Дарвина, или Ньютона, когда они создавали свои теории, — ссора с хозяйкой пансиона или озабоченность по поводу выстуженного камина. Пилоты, бомбившие Дрезден, взбудораженные фразой в письме из дому («Что она хотела этим сказать?»). Или Колумб, когда он плыл в Новый Свет... кто знает, что было у него на уме? Может, последние слова, сказанные старым другом, упоминание о котором не найдешь в книгах по истории...

— Ты уже решил, — прошептала Би, — какими будут первые слова?

— Первые слова?

— К ним. Когда ты встретишься с ними.

Он постарался сосредоточиться.

— Все будет зависеть от... — начал он неуверенно. — Я ведь не знаю, что я там найду. Бог поведет меня. Он вложит в мои уста слова, которые мне понадобятся.

— Но когда ты воображаешь... встречу... что предстает перед твоими глазами?

Он уставился в пространство прямо перед собой. Работник аэропорта в комбинезоне с ярко-желтыми, отражающими свет лентами отпирал дверь с надписью: «ДЕРЖАТЬ НА ЗАМКЕ ПОСТОЯННО».

— Я заранее вообще ничего не воображаю, — сказал он. — Ты же меня знаешь. Я не могу ничего переживать наперед. В любом случае все, что происходит, всегда отличается от того, что мы можем представить.

Она вздохнула:

— А вот я могу вообразить. Мысленно.

— Так расскажи мне.

— Пообещай, что не будешь смеяться.

— Обещаю.

Она проговорила, уткнувшись ему в грудь:

— Я вижу тебя на берегу огромного озера. Ночь, и в небе полно звезд. Сотни рыбачьих суденышек покачиваются на воде. В каждой лодке по крайней мере один человек, в некоторых — трое или четверо, но никого конкретно нельзя различить, слишком темно. Ни одна лодка не движется, все стоят на якоре, потому что всё обратилось в слух. Так тихо, что тебе нет необходимости кричать. Твой голос просто плывет над водой.