Личный друг Бога - Михаил Кликин Страница 3

— Тут еще плата за нового раба.

— Какого раба? — не сразу понял Волколак. — Ты про этого оборванца что ли? Он не раб.

— Он раб, господин, — твердо сказал Том. — Мы его спасли, он нам должен, но у него ничего нет. Значит, он сам принадлежит мне.

Волколак возражать не стал — пустое это дело спорить с Одноживущим.

— Ну, как знаешь… Только смотри не прогадай. Сдается мне, раб из него плохой выйдет. Вон, валяется словно труп. Живой ли?

— Живой, — сказал Том.

— Куда вы дальше?

— Туда, — неопределенно мотнул головой работорговец. Ни к чему Двуживущему знать путь невольничьего каравана.

— А я туда, — махнул рукой Волколак в сторону знакомой деревеньки, стоящей на плешивом пригорке.

Они расстались. Обоз двинулся дальше. Волколак, привалившись спиной к белому исписанному камню, смотрел, как, громыхая, катятся мимо глухие фургоны с крохотными окошками-отдушинами под самой крышей, с единственной дверью, запертой снаружи.

Один, второй, третий… Сколько же там человек, сколько невольников? А что, если среди них оказался Двуживущий?

Что за глупость! Двуживущий не может быть рабом. Ничто не удержит его в оковах, ничто не заставит подчиняться хозяину.

Волколак представил, что стал бы он делать, случились ему попасть в рабство. Усмехнулся, почесал кулак, повел плечами.

Это было бы хорошее приключение…

Обоз ушел. Расползлось по лугу поднявшееся облако пыли, осело на траве. А Волколак все стоял, думал…

Ему было пятнадцать лет, но об этом знал он один. Ну и, наверное, те люди, что обслуживали игру. Но они ни с кем не делились такой информацией — не имели права.

Ему недавно исполнилось пятнадцать лет, но мужчины — настоящие мужчины — считали его равным. Главное, быть немногословным и уверенным. Тогда никто не заподозрит, что в действительности ты пацан. Молодой парнишка, школяр, который вымолил у родителей разрешение на вживление нейроконтактера, а теперь просаживает их деньги.

Ему было пятнадцать лет, а он уже мог убивать. Не взаправду, понарошку. Рубить мечом головы, отсекать конечности, вспарывать животы.

Он мог делать все, что угодно.

Даже пить пиво. Вернее, эль — так называли этот хмельной напиток Одноживущие. Настоящего пива Волколак еще не пробовал, но он не сомневался, что оно ничем не лучше пива виртуального. А скорей всего — хуже…

Волколак посмотрел в сторону деревни. Там есть неплохая забегаловка. И знакомый хозяин держит для него комнату, ведь он частый гость, постоянный клиент.

Но скоро…

Скоро все измениться.

Еще сотня-другая монет, еще чуть-чуть опыта, еще некоторое количество полезных знакомств — и тогда можно будет покинуть эти места. Отправиться по Миру на поиски приключений. А перед этим надо будет купить хорошие доспехи и оружие. И взять несколько уроков у мастеров. Может быть даже на целый сезон стать чьим-то учеником.

Так вернее. Так безопаснее.

«Двигаясь понемногу, пройдешь дольше, — любит приговаривать хозяин харчевни. — А бегущий без остановки быстро свалится замертво».

Волколак не хотел свалиться замертво.

Он знал, что новая жизнь, новое подключение влетит в копеечку. И вряд ли родителей обрадует новость, что пора опять раскошелиться.

Волколак криво усмехнулся, подобрал острый кусок щебня, шагнул к придорожному камню, нашел знакомую надпись. Привстав на цыпочки, старательно обновил ее, обвел стрелку, указывающую на плешивую макушку холма с плоскими бородавками крыш. Отступил на шаг, склонил голову набок, полюбовался результатом.

«Волколак проведет вас через Черное Урочище. Дешево. В любое время».

Он ведь здесь не бездельничал. Он тоже работал. Зарабатывал на жизнь.

И заработок этот был настоящим. Ведь при желании виртуальные монеты можно обратить в реальную наличность. И как знать, может когда-нибудь, когда у него будет приличный доход, именно так он и станет поступать. Ведь есть же люди, для которых игра — прибыльное занятие. Существуют же специальные биржи, где игровое золото можно обменять на любую валюту, есть и сетевые магазины, в которых можно продать ненастоящее барахло за настоящие деньги — за доллары, евро, юани, рубли.

«Когда-нибудь, — заверил себя Волколак, — игра сделает меня богатым».

Главное — двигаться понемногу.

Главное — не спешить.

7

Гудели, ныли голоса.

Ни слов, ни звуков — только ровный монотонный гул.

И отдаленный лязг. Стальной звон. Постукивание.

Мечи…

Глеб очнулся, дернулся, приподнялся. Огляделся недоуменно, встревоженно.

Он лежал на полу, в углу на куче тряпья. Над его головой потрескивал факел, ронял огненные капли в прибитую к стене миску с водой. На закопченных потолочных балках колыхались грязно-серые паучьи тенета — словно обрывки сгнивших флагов.

В тесной комнате было полно народу. Испуганные встревоженные люди сидели, скрестив ноги, полулежали, привалившись к стенам. Кто-то нервно расхаживал, перешагивая через вытянутые ноги, через тела, топча сброшенную одежду, пиная стоптанную обувь.

— Где я? — Глеб пытался вспомнить, как он здесь очутился.

В комнате не было мебели. Голые бревенчатые стены были изрисованы углем — примитивно изображенные человечки сражались на мечах и копьях, стреляли из луков по мишеням, бились врукопашную.

— Что это за место? — голос Глеба влился в общий гул и потерялся, растворился в нем.

Окон здесь не было. Только обитая железными полосами дверь, с маленьким смотровым окошечком, закрытым в данный момент.

— Что происходит? — Глеб, опираясь на стену, встал.

Он странно себя чувствовал. Очень необычно.

Это его пугало.

И память… Что-то случилось с его памятью. Ее словно вычистили, обрубили что-то, и культи воспоминаний так мучительно саднили…

«Амнезия», — выплыло нужное слово. И Глеб, не удержавшись, произнес его вслух. Громко. Так громко, что его наконец-то услышали.

— Я — Ирт, — повернулся к нему небритый мужичок средних лет, крепкий, широкоплечий, жилистый, но болезненно бледный.

— Ты Одноживущий?

— Да, — мужичок кивнул. — Здесь все Одноживущие.

— Но я… Как я сюда попал, ты видел?

— Конечно, Амнезия. Мы же ехали вместе, в одном фургоне. А после Том нас продал.

— Какой Том? — тупо спросил Глеб.

— Ну, Том. Работорговец.

— Продал? Нас?

— Да. Мы рабы. И он нас продал. Двоих по цене одного. Кажется, он просто хотел от тебя избавиться.