Огненный бассейн - Джон Кристофер Страница 3

Джек повернул кролика. Немного погодя он ответил:

— Да. Наверное, ты прав.

Погода оставалась прекрасной до дня надевания шапок. С утра до ночи люди работали на полях, косили траву. Весной прошли обильные дожди, трава выросла высокая и роскошная, обещая сытную зиму. Сам день, конечно, был праздником. После завтрака мы пошли в церковь, и священник прочел проповедь о правах и обязанностях взрослых мужчин, в число которых вступал Джек. Не женщин, потому что в этом году ни одной девушке у нас не надевали шапку. Джек стоял одиноко, одетый в белый костюм, как и предписывалось. Я смотрел на него, пытаясь угадать, что он чувствует, но каковы бы ни были его эмоции, он их никак не показывал.

Не показывал и тогда, когда кончилась служба и мы стояли на улице у церкви, ожидая треножник. Слышался колокольный звон, но, помимо этого, все было тихо. Никто не разговаривал, не шептался, не смеялся. Мы знали, какое это испытание, когда надевают шапку. Даже вагранты подошли и стояли в том же молчании. Для нас, детей, время тянулось бесконечно. А как для Джека, одиноко стоявшего посреди улицы? Я впервые ощутил дрожь страха, подумав, что в следующий день на месте Джека буду стоять я. Конечно, я буду не один: вместе со мной пойдет Генри. Но утешения в этом мало.

Наконец мы услышали сквозь звон колоколов глубокий низкий звук. Все затаили дыхание. Звук доносился сверху. И вот мы увидели над крышами домов на юге: огромное полушарие из блестящего металла покачивалось в воздухе на трех коленчатых ногах, в несколько раз выше церкви. Когда оно остановилось, расставив ноги по обе стороны реки, тень его упала на нас. Мы ждали. Я трясся, не в состоянии унять дрожь, охватившую все тело.

Сэр Джеффри, лорд нашего поместья, сделал шаг вперед и сдержанно поклонился в сторону треножника. Он был стар, и кланяться ему было нелегко. Тут опустилось одно из гигантских сверкающих щупалец, мягко и точно конец его ухватил Джека за талию и поднял вверх, вверх, к открывшемуся в полушарии отверстию. Отверстие поглотило Джека.

После полудня были игры, люди навещали друг друга, смеялись, разговаривали, юноши и девушки ушли в поле. Вечером состоялся пир; так как погода стояла хорошая, столы расставили на улице; запах жареного мяса смешивался с запахом пива, сидра, лимонада, а также различных пирогов, печений и пудингов. Из дома вынесли лампы; в темноте они, как желтые цветы, расцвели по всей улице. Но до начала пира нам должны были вернуть Джека.

Послышался отдаленный гул — все ждали в тишине, — потом топот гигантских ног, сотрясавших землю. Треножник остановился, как и раньше, в полусфере открылось отверстие, опустилось щупальце и осторожно поставило Джека на прежнее место, по правую руку от сэра Джеффри. Я стоял вместе с детьми далеко, но ясно видел Джека. Он был бледен, но больше никаких изменений в его лице я не заметил. На белой выбритой голове более темный металл шапки напоминал сеть паука. Волосы у него скоро отрастут; у Джека густые черные волосы, и через несколько месяцев шапка будет почти не видна. Но она все равно останется и будет с ним до самой смерти.

Это был радостный момент. Джек стал мужчиной, завтра он получит мужскую работу и мужскую плату за нее. Отрезали большой кусок мяса и поднесли ему вместе с кубком эля, и сэр Джеффри произнес тост за его здоровье и счастливое будущее. Я забыл свои прежние страхи, завидовал Джеку и думал о том дне следующего года, когда тоже стану мужчиной.

На следующий день я не видел Джека, но еще через день встретил его, когда, закончив работу по дому, направлялся к убежищу. Он вместе с четырьмя-пятью мужчинами возвращался с поля. Я окликнул его, он улыбнулся и после минутного колебания подошел ко мне. Мы стояли рядом всего лишь в нескольких ярдах от того места, где неделю назад он разнял меня и Генри. Но все сейчас было другим.

Я спросил:

— Как дела? Как ты?

Это не был просто вежливый вопрос. Если надевание шапки не удалось, к этому времени он уже начал бы ощущать боль и беспокойство, а вскоре он превратился бы в вагранта. Он ответил:

— Все в порядке, Уилл.

Я не решался, потом выпалил:

— На что это похоже?

Он покачал головой.

— Ты знаешь: об этом говорить не разрешается. Но могу тебе сказать, что совсем не больно.

— Но почему?

— Что “почему”?

— Почему треножники берут людей и надевают на них шапки? Какое право они имеют?

— Они делают это для нашей пользы.

— Но я не понимаю, почему это происходит. Я предпочел бы остаться прежним.

Он улыбнулся:

— Сейчас ты не понимаешь, но поймешь, когда это происходит. Это… — Он покачал головой. — Не могу описать.

— Джек, — сказал я, — я все думаю… — Он ждал продолжения без всякого интереса. — О том, что ты говорил… о тех удивительных вещах, которые делали люди до треножников.

— Ерунда, — сказал он, повернулся и пошел по улице.

Я некоторое время смотрел ему вслед, а потом, чувствуя себя страшно одиноким, побрел в убежище.