Шикаста - Дорис Лессинг Страница 3

Зоны с Первой по Пятую я миновал, выведя входы на минимум. Бывал я и там, места по меньшей мере терпимые, а то и вовсе неплохие, ибо обитатели их пробили себе путь из миазмов Шестой, преодолели тяготение и притяжение Шикасты. Но они в этот раз вне моего интереса, и ничего, кроме мигания и мелькания форм, ощущений, изменений, ударов жара и холода, щелчков возбуждения я не ощутил. Вскоре по своим ощущениям я догадался, что приближаюсь к Шестой. Можно было мне ничего не сообщать, я внутренним чувством понял это, с внутренним вздохом мог сказать: «Ну-ну, Шикаста, вот и ты, опять ты…»

Сумерки души, туман тоски, вакуумная тяга эмоций… Каждый шаг через силу, как будто за лодыжки меня держали какие-то невидимые существа, отягощали своим немалым весом. Наконец я отделался от дымки, и там, где в прошлый раз видел зеленые луга, прозрачные ручьи, пасущиеся стада, нашел лишь выжженную сушь. Два плоских черных камня обозначали Восточные ворота, при них собрались души-бедолаги, рвущиеся вон с Шикасты, лежавшей за ними, отделенной от них пыльными равнинами Зоны 6. Не видя меня, но ощутив мое присутствие, они слепым стадом стали напирать вперед, крутя головами, стеная, гримасничая. Я все еще не показывался, и они затянули унылый гимн, который я сразу вспомнил, ибо слышал его в Зоне 6 тысячи лет назад:

Спаси меня, Господь,

Любовь моя с Тобой,

Спаси меня, Творец,

Твоя любовь со мной.

Глаз Господа Следит за мной.

Освободит меня,

Уплатит выкуп мой…

Я тем временем рассматривал лица собравшихся. Многих я знал, они не изменились, если не считать печати горя. Помнил я их здоровыми, бодрыми, крепкими животными еще по Первому Времени. А вот и старый друг мой Бен, потомок Давида и Саис. Он настолько сильно ощущал мое присутствие, что вытянул в мою сторону руки, ожидая прикосновения моих. По лицу его текли слезы. Я проявился в том виде, в каком он запомнил меня в последний раз, покрыл его ладони своими, и вот он уже плачет в моих объятиях.

— Наконец, наконец-то, — всхлипывал он. — На этот раз за мной. На этот раз пришел мой черед…

Остальные напирали, стремились ко мне, растворяя меня своим стремлением. Я почувствовал, как из меня вытягивают суть мою, и отступил, и отпустил руки Бена, но он не перестал причитать; да и все они ныли, причитали:

— Так долго, долго, долго… Когда же, наконец…

— Скажи мне, почему ты еще здесь? — пронзил я его вопросом, и все замолчали, а Бен заговорил.

Но сказал он мне лишь то же, что говорил и в прошлый раз. И остальные плакались, и я ощутил, что уловлен Шестою зоной, и существо мое бродило нетерпением и страхом, ибо вся работа моя предстоявшая звала меня, и не мог я освободиться. И снова они повторяли то же самое, как будто и не стоял я здесь же в прошлый раз, как будто и не помнили они об этом. И развернулись они, и пересекли равнину, и ступили на Шикасту, некоторые из них недавно, другие сотни и тысячи лет назад, и попались они, засосало их, сломалась их воля, и вышвырнуло их обратно на это место, к Восточным воротам. Пробуют снова, и снова неудача, и снова здесь они. Падают духом они, но иные находят в себе силы, ступают на Шикасту и выбивают из нее свой приз — избавление от нее навеки. Но снова и снова маячат бледные призраки, причитают, булькают болотной трясиной, стонут ночным ветром в тщетной надежде на «них». «Они» придут, спасут, заберут из этого ужасного места, утащат прочь, как кошка-мать спасает свое потомство, уносит в зубах в безопасное местечко. Идея спасения, поддержки извне культивируется, процветает у этих Врат Спасения, ее сила и хватка меня просто бесит, выводит из себя.

— Бен, — сказал я, обращаясь через него ко всем. — Ты должен попытаться снова. Другого пути нет.

Но он исходил слезами, мольбами, приводил доводы, убеждал — я попал в эпицентр ливня слез и урагана вздохов.

Он не сдавался, и я не мог его в этом винить. Снова и снова маячил Бен в ожидании у «ворот» Шикасты, и когда подходила его очередь, он уверял себя, что уж в этот-то раз…

Но, лишь покинув Шикасту после месяцев, лет или целой жизни ожидания, лишь пройдя через Восточные ворота, он вспоминает, зачем пришел. Он собирался спасти себя при помощи ужасов и опасностей Шикасты, кристаллизоваться в стойкую субстанцию, которой ничто не страшно, но, опомнившись, осознал, что снова растратил жизнь на пустяки, провел ее в слабости, в бессилии и забвении. Снова и снова, так что не мог теперь оглядеться без ужаса, не мог заставить себя пристроиться к толпам душ, ожидающих у входов Шикасты шанса на возрождение. Нет, он уже оставил надежду. Как и все здесь, Бен обречен ждать, пока «они» заберут его отсюда. Обречен ждать меня. И потому он меня не хотел отпускать.

Я сказал то, что говорил ему ранее, что говорил всем им ранее:

— Все вы должны перейти долину и терпеливо дожидаться своей очереди. Теперь уже так долго ждать не придется, ибо Шикаста наводнена душами, они рождаются во все большем количестве. Идите, ждите и не теряйте надежды.

Шум вокруг меня поднялся неимоверный.

— Говорят, сейчас все гораздо хуже! — кричал Бен. — Все хуже и все труднее! Если у меня не получилось тогда, как я осилю теперь? Да не могу я…

— Ты должен, — сказал я и принялся прокладывать себе дорогу сквозь толпу.

Бен разразился раскатами хриплого хохота.

— Шагаешь гордо и уверенно! Всегда прав, приходишь и уходишь, когда захочешь, а нам-то каково? — Он вперил в меня обвиняющий взор.

Я прошел сквозь них и, отойдя подальше, обернулся. Толпа вопила, придавленная горем. Бен сделал шаг, отделился от общей массы. Еще шаг. Я указал ему на долину. Он собирался попытаться. Он шагал в мучительную даль долины.

Уходя, я вновь услышал их пение.

Глаз Господа Следит за мной.

Освободит меня,

Уплатит выкуп мой.

Здесь я стою

И не могу иначе.

Спаси, Господь,

И моему ты внемли плачу.

И далее в том же духе.

Уже истощенный печалью, самой бесполезной из эмоций, я продвигался по покрытой толстым слоем пыли равнине. Пересекая пересохшие каналы, используя в качестве дороги высохшие русла рек, я вспоминал былые травы, зеленые кусты, ручьи и реки. Кузнечики и цикады, переливы горячего света на голом камне — скоро завершится превращение этой местности в пустыню. Мысли мои обратились к тому, что встретится мне на Шикаете.

Вдали обозначилась какая-то сросшаяся с камнем фигура. Я приблизился к женщине, сидящей на низком валуне, согбенной горем, погрузившейся в него настолько, что приближения моего она не заметила, так и сидела неподвижно, пока я ее не поприветствовал. Подойдя вплотную, я узнал Рилу, в последний мой визит осаждавшую с толпою Восточные ворота.

Она подняла лицо — скорбное, окаменевшее.

— Знаю, что скажешь мне, — произнесла женщина, почти не шевеля губами.

— Бен опять пытается, — сказал я. Но, обернувшись, Бена не увидел. Лишь пыль красноватой пеленою колыхалась в воздухе над сухой, изломанной ветром травой. Не меняя выражения лица, Рила посмотрела в направлении моего взгляда. — Он там, поверь.