Терминатор: Да придет спаситель - Алан Дин Фостер Страница 3

* * *

Отложив ручку, он повернулся к выходу и поднял руки, повернув ладони к охранникам. Тот, который так и держался за дверную ручку, открыл решетку, а второй взвесил в руке ножные кандалы. Никаких объяснений не требовалось.

Пора.

Райт вышел из камеры и невозмутимо уставился на противоположную стену коридора. Приятно было оказаться по другую сторону решетки. Даже если он всего лишь вышел в коридор. Даже если это было в последний раз. Он не шелохнулся, позволив охраннику защелкнуть браслеты на лодыжках. Несмотря на вооружение и тренированность охранников, он знал, что мог бы справиться с обоими. Вероятно, они тоже это знали, но все трое понимали, что в случае любых незапланированных действий Маркусу не выйти из этого коридора живым и его смерть будет не такой быстрой и безболезненной, какую предписывали законы штата.

Пока охранники надевали на него ножные кандалы, Коган просматривала бумаги. Убедившись, что все в порядке, она аккуратно, почти с благоговением сложила листки в портфель. И только потом вышла из камеры и встала напротив застывшего с каменным лицом Райта.

— Это был благородный поступок.

Он ответил на ее взгляд.

— Я принимаю смерть за свои грехи и позволяю тебе кромсать мое тело, пока от него ничего не останется. Вряд ли кто-нибудь навестит мою могилу, даже если она у меня будет. Да, я обыкновенный герой.

— Ты не понимаешь. Это удивительное начало.

— Нет. Это конец всех бед.

Охранник, возившийся с кандалами, тщательно проверил замки, прежде чем выпрямиться. Затем они с напарниками обменялись взглядом.

— Пошли. Пора.

* * *

Поскольку замаскировать предназначение помещения для казни было невозможно, да для этого и не было особых причин, никто не пытался украсить эту камеру. Пастельные краски на стенах выглядели бы здесь издевательски, и любые детали, кроме необходимого оборудования, были излишни. Помещение было сугубо функциональным, как угольный бункер или коленвал. Комнату перегораживала стенка из пуленепробиваемого стекла. Одна часть предназначалась для приглашенных: свидетелей, журналистов и родственников осужденных. Вторая половина была оставлена для смерти.

Подобные процедуры по большей части посещали только те, кто был обязан проследить за исполнением воли народа. Но не в случае Маркуса Райта. Нельзя, конечно, сравнивать его казнь с публичным отсечением головы в семнадцатом веке, но важность предстоящего события привлекла так много людей, что можно было говорить о полном аншлаге.

Серена Коган тоже находилась среди зрителей. Не потому, что того требовали ее служебные обязанности; она сочла необходимым присутствовать при казни по личным причинам.

Заключенный в сопровождении двух бдительных охранников вошел в камеру самостоятельно. Слишком многих приходилось тащить волоком или предварительно накачивать успокоительным.

Но не в случае Маркуса Райта.

Команда исполнителей, повинуясь жесту охранников, приступила к работе. Они крепко взяли его за руки и уложили спиной на лежак. Ножные и ручные кандалы сняли, их заменили толстые кожаные ремни, затянутые поперек тела. Всем известно, что сильный человек, еще недавно спокойный и даже невозмутимый, в момент истины содрогается в жестоких неконтролируемых конвульсиях. Для того чтобы удержать жертву на месте, и требовались крепкие ремни. Пока исполнители занимались своим делом, к осужденному обратился начальник тюрьмы. Он не произносил праздных речей, которым здесь было не место.

— Последнее слово?

Райт задумался, лежа навзничь в окружении молчаливых и старательных исполнителей. Он никогда не был силен в разговорах. Если бы он управлялся со словами лучше, чем с кулаками… Сейчас уже слишком поздно. Слишком поздно для любых обвинений. Если бы позволяли ремни, он бы пожал плечами.

— Я убил человека, который этого не заслуживал. Все справедливо.

* * *

За долгие годы службы в Лонгвью начальник тюрьмы слышал все это не один раз. Не самое красноречивое прощание, но осужденный хотя бы не впал в истерику. И за это начальник был ему благодарен. Процедура казни осуществлялась не часто, но от этого не становилась более приятной. Хорошо хоть, все идет своим чередом.

* * *

Лаборант протер руку Райта тампоном, смоченным в спирте. Осужденный, повернув голову, с удивлением наблюдал за его действиями. Неужели они опасаются, что он подхватит какую-то инфекцию? Он едва почувствовал укол, когда ввели иглу капельницы. Лаборант отлично знал свое дело и почти не причинил боли. Райт ощутил прилив необъяснимой благодарности.

Его взгляд быстро заметался по комнате, вбирая все детали окружающего. Все показалось ему новым и значительным. Цвет рубашки лаборанта. Голубизна глаз охранника. Интенсивность верхнего освещения. И еще появилось нечто новое. Впервые в глазах осужденного возник страх.

Подошел второй лаборант и открыл клапан. По трубке, подсоединенной к руке Райта, потекла жидкость. Пластмассовая трубка, прозрачная жидкость. Похожа на воду.

Глаза быстрее забегали по сторонам. Мониторы показывали, что ритм его сердца и частота дыхания резко возросли. Маркус не чувствовал другой боли, кроме боли понимания. Под действием химикатов он внезапно понял, как сильно хотел жить. Он хотел вырваться отсюда, хотел бороться. Но не мог. Смертельный коктейль уже распространялся по его телу и делал свое дело, отключая одну систему за другой. Нервную, дыхательную, кровеносную, и так до самого конца.

Он хотел закричать, но не смог.

Над головой разливался яркий белый свет. Ясный, очистительный. С трудом, поскольку остатки сознания быстро ускользали, умирающий попытался оформить последнюю мысль. Не о том, что он сделал, и что привело его в это место и к этому последнему мгновению. И не о более счастливых днях, не о напрасно потраченной жизни, которую надо было изменить к лучшему. Он думал не о еде или сексе, не о наслаждениях или огорчениях.

Он думал о последнем поцелуе и о том, что его можно было сделать еще лучше.