Война кукол - Людмила Белаш Страница 3

— Вы не откажетесь переночевать в моей машине?.. Клара, приготовь для святого отца место.

Хлесткий дождь уже трещал по брезенту; полуавтоматы словно потели холодной водой. Дочь старшины подняла рукав ветровки, не глядя, положила пальцы на потертую клавиатуру пульта, пристегнутого к предплечью. «Голиаф» нагнул и повернул к молоденькой хозяйке массивную «голову», слабо блеснувшую гранями лобовых стекол.

— Хотела бы я, чтоб он обрел язык и душу, как вы говорили. Он был бы сильным и добрым другом. Как большая-большая собака, правда?

«Голиаф», повинуясь кнопкам, кивнул.

— Если он станет подобен человеку, он не захочет подчиняться тебе. Душа — это свобода, — ответил священник. — Господь наделил человека свободой воли. Сатана, князь мира сего, не может одержать победу, если человек не предастся ему добровольно; поэтому враг смущает человека, вводит его в греховный соблазн, ложью и обманом улавливает в свои сети — но обольщенный, ослепленный человек сам губит душу свою, и тяжкими будут его страдания, потому что жизнь телесная, земная — это миг, а жизнь души — вечность. Никто не может силой завладеть душой, ибо душа сотворена Богом, и она стремится к Богу. Бог — это свет, это истина, это жизнь бесконечная. Он дал человеку право выбора, чтобы люди не были изначально рабами. В каждой душе есть частица божественного дыхания, и любое существо, имеющее душу, свободно.

Помолчав, он прибавил утомленным голосом:

— Там, внутри, есть место для уединения? Я хочу помолиться, но боюсь помешать вам заснуть.

Дочь старшины задремала не скоро. Ей снился механик из экипажа «Самсона»; он звал ее покататься по городу, где вдоль улиц росли большие, пышные густо-зеленые деревья — а она упрямилась, не соглашалась. Ей казалось, что за деревьями прячется кто-то страшный.

За гофрированной перегородкой тесного пассажирского салона негромко звучало:

— Pater noster, qui es in caelis; sanctificetur nomen tuum; adveniat regnum tuum; fiat voluntas tua, sicut in caelo et in terra…

На центральном объекте — строительстве главного космопорта — геодезист, листая распечатку полученных после ужина проектных документов, лениво язвил над канцелярской тупостью земной штаб-квартиры «Экспа»:

— Тоже мне, родили названьице. Шедевр! Наверно, долго думали.

— Ладно, кончай. Приказы не обсуждаются, — не оборачиваясь, сменный мастер с пульта проверял готовность трехсоткилотонной бомбы; бомба — продолговатый серый ящик с торчащими из него кабелями — лежала во взрывной камере под землей.

— Разве я спорю? Я абсолютно лоялен, как твой фугас. Но мне как-то не по себе жить в городе, который они спланировали, — тряхнул геодезист подшивкой бумаг. — Как будто они не знают, чем мы тут ровняем землю под порт и как добиваемся спекания грунта в плиту. Если мне предложат место для жилья, я выберу его подальше от этого… — он сверился с распоряжением, — Сэнтрал-Сити. Никогда здесь не будет ничего хорошего.

Встав со стула, он подошел к широкому и низкому окну. Инженерный городок в свете голубовато-белых ламп был виден прекрасно; он весь помещался в плоской лощинке, будто в ладони. Бетон дорожек, стены, крыши — все блестело от воды; сиянье ламп радужными кольцами переливалось в воздухе, наполненном дождем, рябило в зеркалах луж.

«Сити, — пожал геодезист плечами. — Какой тут может быть „сити“, на этой голой лучевой проплешине?.. Мы роем землю бомбами вместо экскаваторов, боевыми бомбами, которых стало так много в метрополии, что матушка-Земля решила часть их выделить для мирных целей. Грунтовые воды, артезианский горизонт, река — все лучит и будет лучить еще лет триста… К черту. Когда нулевой цикл закончится, переведусь на юг или в горы. И плевать, что в деньгах потеряю; здоровье дороже».

Вернуться на Землю он и не помышлял. Он слишком хорошо помнил режущий уши свист беспилотных штурмовиков над другими горами, визжащий звук ракет, дрожь земли и пыль, сыплющуюся со стен бомбоубежища, гуманитарный конвой, под огнем вывозящий женщин и детей к морю, мытарства в Европе, унизительную квоту высшего образования для беженцев… Похоже, беженец — это профессия; однажды кинувшись бежать, ты уже не можешь остановиться.

— Ты бы сел, — напомнил мастер. — Двенадцать минут третьего.

— Слушай, карту зоны взрыва составлял я. Смещения не будет.

— Ну, как знаешь.

Пальцы священника переместились с большой бусины четок на малую.

— Ave Maria, gratia plena, Dominus tecum; benedicta tu in mulieribus et benedictus fructus ventris tui Iesus. Sancta Maria, Mater Dei, ora pro nobis, peccatoribus, nunc et in hora mortis nostrae…

Земля покачнулась; стол встряхнулся, и со стола на пол упал карандаш. Гидравлика полуавтоматов, настроенная на сейсмические толчки, смягчила колебания.

— Amen, — закончил священник, склонив голову.