Судьба боится храбрых - Андрей Имранов Страница 3

Тим выскочил из подъезда, обернулся на ходу, зачем-то посмотрев на окна своей комнаты, и с ходу налетел на кого-то.

— Извиняюсь, — пробормотал он, восстанавливая равновесие. Но «кто-то» вдруг цепко ухватил его за руку.

— Васятка, — произнес плаксивый надтреснутый голос, и Тим невольно вздрогнул. Полуобернулся к человеку, на которого налетел, и похолодел — это была Коряга, сумасшедшая бабка со второго этажа. Ее внука четыре года назад насмерть сбила машина, прямо тут, во дворе, с тех пор бабка сбрендила и в каждом пацане видела своего Васятку, который куда-то убежал и не хочет идти домой. Младшеклассники и прочая мелюзга боялись Корягу до икоты, да и те, кто постарше, тоже старались обходить ее стороной. Матери, утешая испуганных детишек, злобно грозились вызвать санитаров и отправить сумасшедшую «туда, где ей самое место», но старуху их угрозы не пугали, и сгорбленная неподвижная фигура за прошедшие годы стала уже чем-то вроде местной достопримечательности. Тим задергался, пытаясь освободить руку, но Коряга держалась цепко, что-то бормотала и порывалась утащить Тима обратно в подъезд.

— Пусти, дура, — прошипел Тим, — я не твой Вася, он умер! Слышишь, подох Васятка!

Старуха на секунду остановилась, мазнула по Тиму безумным взглядом из-под мохнатых бровей и замахнулась на него рукой.

— Вот я тебе, негодник! — сказала она грозно. — Сколько ж можно на улице шляться? Вот, ужо, я тебе всыплю дома, — и снова обернулась к подъездной двери.

Совершенно взбешенный навалившимися на него неприятностями, Тим не сдержался и довольно сильно пнул сумасшедшую старуху по ноге. Та охнула, отпустила Тима и, взмахнув рукой, упала на одно колено. Тим тоже не удержался и сел в пыль. Старуха неловко встала на ноги, обернулась к поднявшемуся Тиму и посмотрела на него вполне осмысленным взглядом.

— Хосподи, — всплеснула она руками, — а где ж Васятка?

Тим, не глядя на Корягу, тщательно отряхивал брюки.

— Где, где, — пробормотал он, — в гнезде. Ушел Васятка, далеко ушел.

Тим чувствовал себя неловко — он вообще-то был незлым и воспитанным мальчиком. Старуха, конечно, сама напросилась, но она все же была старой, немощной, вдобавок еще и сумасшедшей. А он ударил ее. «Ногой», — услужливо подсказала просыпающаяся совесть и в подробностях восстановила в памяти картинку, как и куда он ее пнул. Старуха тяжко вздохнула, потом прищурилась.

— Ай-яй, — сказала она, качая головой, — это кто ж за нелюдь, что такое с тобой сделал?

Тим решил, что старуха собралась читать ему нотации, только он не понял, кому предназначалось это «нелюдь» — ему персонально или его воспитателям. Но продолжение фразы заставило его вздрогнуть и замереть.

— Что ж это делается, глядите, мальчонку насмерть саблей убили. Как есть зарезали, — сказала она задумчиво, продолжая качать головой и разглядывая Тима. Тот сглотнул и попятился, отчетливо ощутив, как морозом стянуло кожу на затылке и зашевелились волосы. Старуха опять вздохнула. — Скажи Васятке, шоб не убегал далеко, приду я скоро, — сказала она, теряя интерес к беседе и разворачиваясь к подъезду. — Недолго уж мне осталось, — донеслись до Тима ее слова, потом старуха с натугой потянула на себя обитую жестью дверь и канула в черноту входа. Дверь громко, с дребезжащим звуком, хлопнула, и Тим сорвался с места. Он летел, не чуя под собой ног, и остановился перевести дух, только когда до школы оставалось метров двести.

— Что это за фигня? — спросил Тим, отдышавшись. — Мистика какая-то. Может, и вправду в церковь сходить?

Религию в их семье активно продвигала баба Тася — мама отчима. Сам отчим, воспитанный в советских традициях, не верил ни в бога, ни в черта, бабкины увещевания называл «мракобесием» и «опиумом для народа». Мама активной жизненной позиции по этому вопросу не имела, да иметь и не хотела. Бабка и сама давно махнула рукой на непутевых старших, сосредоточив все миссионерские усилия на Тиме. Тим слушал проповеди со скептической ухмылкой, никогда не упуская возможности вставить язвительный комментарий, но что-то из слов бабы Таси в нем оседало. Вот и сейчас — мысль о посещении церкви возникла в его голове вполне естественно. Но тут от недалекой школы донесся негромкий дребезжащий звук. Тим вздрогнул, и все мысли о мистике, бесах и церкви вылетели у него из головы — в школе звенел звонок.

Он ругнулся и отчаянно бросился вперед, надеясь, что случится чудо и Елы-Палы задержит в своем кабинете директор или она просто застрянет в лифте. Вот если бы можно было гипнотизировать людей на расстоянии… Тим нахмурился на бегу, представляя, как Елы-Палы вдруг встает из-за стола и идет в туалет, потом его мысли приняли другое направление. А почему бы не случиться чуду? Лифт остановить — это же не по воде пешкарусом топать без пенопластовых лыж. Даже и не чудо никакое, так — случайность. Трудно, что ли, Ему? Ну ведь пустяк же? А уж он, Тим, в долгу не останется: если в классе еще нет училки, он сегодня же в церковь пойдет обязательно и сделает… ну все, что положено там делать. Тим повеселел, проскочил холл и бросился вверх по лестнице. Но, подбегая к двери кабинета, он понял, что Сатана и на этот раз победил. Потому что по коридору разносился хоть и приглушенный закрытой дверью, но отчетливо слышный, резкий женский голос, диктовавший условия задачи. Тим остановился перед дверью, плавно нажал на ручку и осторожно потянул ее на себя. Дверь чуть-чуть подалась, но тут же, с металлическим звяком в районе замка, остановилась. Тим потянул сильнее, потом бросил бесплодные попытки и постучался. Голос за дверью не сбился ни на мгновение, и вообще не было похоже, чтобы Тима кто-то услышал. Словно дверь вдруг обрела волшебную способность пропускать звуки только в одну сторону. Тим вздохнул и понуро побрел к подоконнику — он мог стучать, кричать и как угодно бесноваться, но дверь откроется не раньше, чем прозвенит звонок. Это знали абсолютно все ученики старших классов школы № 104. Тим кинул на подоконник сумку, залез рядом и бездумно уставился в окно. Когда мама узнает про контрольную… у-у-у, об этом лучше было не думать. Тим поморщился и начал думать о чем-нибудь более приятном — например, о каникулах, до которых уже и оставалось-то всего ничего — чуть меньше месяца. Потом, конечно, придется еще на отработку походить, но это уже ерунда. А еще — Тим точно не знал, но несколько раз мама с отчимом слишком торопливо прерывали разговор, когда он неожиданно заходил в комнату. Вид у них при этом был заговорщический донельзя. Тим терялся в догадках, хоть виду и не показывал, но, обнаружив в маминой сумке путеводитель по Египту, понял. И теперь жил в предвкушении будущего отдыха. Говорят, там столько рыб в море, и они совсем не боятся людей. И пирамиды, и этот, как его, — свинкс. Тим так размечтался, что услышал шаги по коридору, только когда они зазвучали совсем близко — настолько близко, что уже не было никакой возможности тихо смыться за угол и забежать на другой этаж. Тим быстро соскочил на пол, обернулся к окну и принялся тщательно вытирать подоконник невидимой тряпкой — может, за дежурного примет? Но кто бы ни пакостил сегодня Тиму, делалось это качественно и от души — шаги стихли за его спиной, потом послышалось задумчивое: