Сумерки богов - Скотт Оден Страница 3

Земля Вороньих гётов, северный берег озера Венерн

Начало весны 1218 года от Рождества Христова

Факелы мерцали, отбрасывая тонкий оранжевый отсвет на процессию, пока та двигалась через ряды ясеней и дубов. Трижды по девять мужчин и женщин спускались с увенчанных крепостью высот Храфнхауга – утёса в форме корабля, который люди называли Вороньим холмом. Они шли в зловещем молчании. Это было не свадебное и не похоронное шествие, ведь не было звуков ни флейты, ни барабанов, ни пения, возвещающих о радости или скорби. Лишь звон боевой сбруи и скрип изношенной кожи; каждый носил на себе варварские великолепия ушедшей эпохи – древние кольчуги из бронзы и железа, волчьи шкуры и черепа, пояса из медной чешуи и нагрудные знаки из кованой меди. Северная бледность терялась под витиеватыми татуировками, сделанными из золы и вайды, под разводами и мазками сажи и пепла, которые придавали им особый вид – скорее звериный, чем человеческий. Руки с чёрными ногтями сжимали топоры и вложенные в ножны мечи или цепко держали увешанные перьями древки коротких копий.

Они шли по тропинке, ведущей к кромке воды, к ветхому причалу, где ждала маленькая лодка, крепко привязанная к деревянным сваям. Береговая линия образовывала естественный залив – глубокую бухту Скервик, где чёрные воды озера Венерн плескались о крутой, покрытый снегом склон Вороньего холма. Когда процессия приблизилась к причалу, мужчины и женщины расступились, чтобы позволить одному из них пройти вперед. Этот человек был мельче остальных, закутанный от макушки до икр в шкуру огромного серого волка, сверху которой всё ещё красовался череп. Голубые глаза, смотревшие из-под густых бровей зверя, казались угрюмыми и злыми.

Самая старшая из женщин, крепкая и седовласая, некогда воительница, кожа которой была испещрена больше шрамами, нежели морщинами, подошла к маленькой фигурке.

– Диса Дагрунсдоттир! – сказала она твёрдым как кремень голосом. – Судьба призывает тебя. Она требует от тебя занять место в тени Человека в плаще. Ты принимаешь призыв?

Из-под волчьего черепа сверкнули глаза; маленькая фигура ничего не ответила.

– Принимаешь? – прогремела старуха, нахмурившись.

И Диса Дагрунсдоттир, которой в следующее новолуние исполнится шестнадцать лет, выпрямилась во весь рост и сбросила с плеч шкуру древнего зверя, от которой воняло потом, дымом и запёкшейся кровью. На ней была длинная чёрная туника, подпоясанная на талии и украшенная вышивкой из рун, выполненной серебряной нитью. Хоть девушка была маленькой и худой, у неё были проницательные, голодные глаза хищницы. Как и у других присутствующих женщин, на правой щеке Дисы красовалась татуировка в виде ворона; это указывало на её принадлежность к древнему роду, на сестринство, столь же древнее, как сам Храфнхауг. Диса тряхнула головой, отчего костяные амулеты с вырезанными рунами, вплетённые в её чёрные волосы, щёлкнули друг о друга, как нетерпеливые мысли.

– Принимаешь?

Тонкие губы Дисы растянулись в оскале, который говорил не столько об огне юности, сколько о давно лелеемой отвергнутой мечте. От резкого дыхания девушки шёл пар.

– Да.

Старуха долго смотрела на Дису, пока висело неловкое молчание, её изуродованное лицо было непроницаемо. Наконец она кивнула.

– Тогда иди и докажи, что достойна, – на этом старуха сделала шаг назад.

Нахмурившись, Диса Дагрунсдоттир прошмыгнула мимо нее и направилась к концу причала. Затем запрыгнула в лодку и уселась на скамье на носу. Старуха махнула рукой; двое из процессии, мужчина и женщина, последовали за Дисой. Мужчина вскарабкался на борт и взял весла, а женщина отвязала веревки, крепко удерживающие лодку у причала, и толкнула; после чего прыгнула в лодку в последний момент и заняла место у румпеля.

С губ Дисы не сорвалось ни слова прощания; она злобно смотрела на сутулую старуху, пока весла вонзались в тёмные недра Скервика. Суденышко неслось прочь, и единственными звуками были скрип дерева, шипение воды и гортанное дыхание гребца.

Мгновение – и лодка исчезла в туманной ночи.

Рядом со старухой встал мужчина. Крупный, с сединой в каштановой бороде, он сунул руки за свой расшитый золотом пояс и покачнулся на пятках.

– Если Человек в плаще отвергнет её, я всё ещё могу найти для Дисы место в своём доме. Что скажешь, Сигрун?

Старуха Сигрун искоса взглянула на мужчину. Его звали Хредель; цепь из витого золота на бычьей шее выдавала в нём влиятельного человека. Он был хозяином Храфнхауга и её вождем, но Сигрун знала его с детства – мягкого, сонного Хределя, который слишком много пил, всегда беспокоился и нянчился со своим единственным сыном так, как южные матроны – с дочерьми.

– Чтобы вы с сыном делили её между собой?

Хредель нахмурился.

– Не глупи. Я предлагаю от чистого сердца. У неё нет матери, отец погиб, но мой мальчик, Флоки, ею очарован. Если она вернётся…

– Если она вернётся, – сказала Сигрун, раздувая ноздри, – без мантии жрицы, тогда ей не будет места среди Дочерей Ворона.

– Ты же не хочешь изгнать собственную внучку?

Сигрун повернула голову; её свирепый взгляд пронзил и удержал Хределя, как копье охотника.

– Изгнать? Нет, Хредель, если Человек в плаще с позором пошлёт её обратно, Дису не спасёт что-то столь хрупкое, как родство. Если она потерпит неудачу, я своей же рукой прибью эту глупую девчонку.

Нос лодки вздымался в такт ударам гребца. Над головой сквозь рваные прорехи в облаках проглядывали звезды; ночь текла к концу. Скоро рассвет окрасит небо на востоке, и где же будет она? Диса сидела в тишине, обдумывая ответ, пока дальний берег медленно приближался, надвигаясь, как зловещее пророчество, от которого она не смогла убежать. Станет ли она тогда рабыней? Или вообще не доживёт до восхода?

В одном кулаке Диса сжимала гладкий камень с глубоко вырезанной руной – Дагаз. Его чернильный двойник всегда был с ней на плече, нанесённый рукой её отца, когда она была ещё младенцем. Эта руна… этот камень были основами её судьбы.

Как и священных рун, Дочерей Ворона было двадцать четыре. Ни больше ни меньше. Дети семей, основавших Храфнхауг, все Дочери носили татуировки рун, соответствующих первой букве их имени. Именно с помощью рун Судьба решала, кто из Дочерей будет служить жрицей Человеку в плаще, бессмертному вестнику Спутанного Бога, а кто – законодательницей и защитницей Храфнхауга.