Владивосток – Порт-Артур - Александр Чернов Страница 3

Однако Вадима не отпускало ощущение фальши подобной аргументации. Ведь историю всегда пишут победители, которым заискивающе поддакивают желающие оправдаться в их и своих глазах побежденные. Он тщательно изучил текст Бьеркского договора, а поскольку дебаты на форумах доходили до разбирательства его по фразам и знакам препинания, помнил его практически наизусть:

«Статья I. Если какая-либо из держав нападет на одну из империй, другая договаривающаяся сторона обязуется помочь своему союзнику в Европе всеми имеющимися в ее распоряжении силами на суше и на море.

Статья II. Высокие договаривающиеся стороны обязуются не заключать сепаратного мира с какой-либо из враждебных стран.

Статья III. Настоящий договор входит в силу с момента заключения мира между Россией и Японией и может быть расторгнут только после предварительного предупреждения за год.

Статья IV. Когда настоящий договор вступит в силу, Россия предпримет необходимые шаги, чтобы осведомить о его содержании Францию, и пригласит ее как союзника подписаться под ним».

Поразительно, но это предложение кайзера было сделано Николаю после Цусимы, когда от русского флота практически остались рожки да ножки! После Мукдена, когда и русскую армию «в Европах» перестали считать за серьезную силу…

Поразительно это предложение Вильгельма еще и потому, что сделано оно было вопреки очевидной противной позиции статс-секретаря по военно-морским делам Альфреда фон Тирпица и статс-секретаря по иностранным делам Освальда фон Рихтгофена. Оба они, учитывая поражение России в войне с Японией, опасались немедленного нападения Англии сразу по оглашении документа. На помощь России на море тогда, по понятным причинам, можно было не рассчитывать.

Этот фактически антибританский союз был предложен кайзером царю в момент, когда доминированию британского линейного флота на морях и его «двойному стандарту», на первый взгляд, вновь ничто не угрожало. Особенно после недавнего подписания англо-французского договора «сердечного согласия». Но у него была и занятная предыстория.

Текст Бьеркского соглашения практически дословно повторял проект соглашения, предложенного немцами России почти год назад, в конце октября 1904 года, еще до сдачи Порт-Артура. В тот момент, когда бушевал скандал вокруг расстрела эскадрой Рожественского траулеров английских рыбаков у Доггер-банки, а истерика лондонской прессы с требованием объявить войну не только России, но и… Германии, зашкаливала за градус кипения.

Вялые оправдания русских, что им, дескать, привиделись миноносцы, атакующие их суда из гущи рыбацкой флотилии, решительно отметались: где Япония, а где Северное море? То же, что эти корабли могли быть выстроены для самураев у Торникрофта или Ярроу – огульный оговор! Британия строго соблюдает нейтралитет…

И именно тогда, в ответ на просьбу о политической поддержке, Вильгельм отправил Николаю первое предложение о заключении де-факто антибританского пакта. Попади в тот момент подробности сего документа в прессу, скорее всего, военное выступление Лондона было бы предрешено взрывом общественных настроений.

Шокированный информацией об этом, с его точки зрения, крайне несвоевременном внешнеполитическом демарше и уже готовящийся ко всему, Тирпиц без лишней огласки приготовился отмобилизовать флот в метрополии и потребовал возвращения в Киль всех крупных кораблей, находившихся в океане. Но Вильгельм неожиданно запретил это, как и перевод флотских командных и штабных инстанций на режим военного времени!

Это притом, что в Британии имелись влиятельные силы, ратующие за немедленное «копенгагирование» германского флота. И среди них – принимающий дела первого лорда адмиралтейства, ярый джинго и германофоб адмирал Джон Фишер. История сохранила нам достаточно полный портрет этой, во многих отношениях выдающейся, личности. Была среди характерных его черт и способность создавать обстоятельства в случае, если они выглядели необходимыми для него и для его дела.

В свете этого стоит ли удивляться тому, что наутро среди подбитых русской эскадрой сельделовов оказался стоящий без хода и флага трехтрубный дестроер, который, починив повреждения, быстро ушел, не оказав помощи погибавшим рыбакам? У русских, японцев или у немцев таких кораблей не было. Зато они были у англичан. Равно как и провокация всегда была в их военно-политическом арсенале.

Тем не менее, несмотря на явно предгрозовую международную атмосферу, предложение союза в Санкт-Петербург было послано. И послано без согласования с морским министерством! Похоже, что при всей общей взвинченности кайзер был стопроцентно убежден, что Англия не атакует. Но откуда вдруг появилась такая уверенность у человека, который в критических ситуациях никогда не отличался ни фатализмом, ни психологической устойчивостью? Хороший вопрос…

Однако если предположить, что провоцировал такие настроения Вильгельма «первый мозг» германского МИДа той поры барон фон Гольштейн, рука которого видна за строками обоих документов, и «октябрьского», и «бьеркского», алогизм поступков кайзера, равно как и цепь событий вокруг свидания двух императоров у Бьерке, начинает обретать неожиданную стройную логику.

* * *

Итак, барон Фридрих Август фон Гольштейн. «Нудный крот Фриц». «Серый кардинал» внешней политики Второго рейха. Человек «с глазами гиены», чья биография заслуживает, пожалуй, отдельного авантюрного романа. Предавший Бисмарка, последовательный сторонник мировой закулисы за спиной Вильгельма, сначала не раз и не два «расшивавший» для Берлина в 1890-х годах коллизии в отношениях с Британией и Францией, в их интересах «торпедировавший» стремления своего монарха возродить союз с Россией, а затем едва не втравивший Германию в смертельную для нее войну…

Скандалы сродни нашумевшей истории с телеграммой Крюгеру, порой возникавшие из-за амбиций и необдуманных внешнеполитических антраша Вильгельма II, Гольштейн разрешал, действуя по каналам тайной дипломатии. А конкретно – используя тесные связи ряда германских банкиров с Ротшильдами, которые фактически дирижировали британской и французской внешней политикой с момента окончания франко-прусской войны и премьерства Дизраэли.

Однако, «если слишком долго вглядываешься в Бездну, Бездна начинает вглядываться в тебя»… Результат закономерен: клан Ротшильдов начал использовать его самого. К тому же «их серое преосвященство» любил поигрывать на бирже. Поначалу не всегда с успехом… Итог: в святая святых германского статс-секретариата иностранных дел к началу нового столетия окопался «суперкрот».

Именно он на рубеже 1904–1906 годов в нашей истории умудрился дважды едва не втянуть Германскую империю в войну с англо-французской Антантой, к которой, из-за союза с Францией, обязана была примкнуть и Россия. В итоге Германская и Российская империи всей мощью столкнулись бы на полях сражений, взаимно истощив и обессилив друг друга, что было главнейшим профитом британского истэблишмента и банковского капитала – читай: мирового семитского в лице лондонского лорда Ротшильда с его парижской, франкфуртской, венской и нью-йоркской родней.