Закон Чернобыля - Дмитрий Силлов Страница 3

– Чего? – нахмурился Билли. – Смерти?

– Нет, – покачал головой Томпсон.

– А чего тогда?

Джек не нашелся, что ответить. Он и сам не знал, чего ждет, потому тогда просто развернулся и ушел. Когда нет ответа, это самое лучшее, что можно сделать. Но чувство ожидания, словно крохотный огонек, тлеющий на огромном черном пожарище, не проходило. Может, лишь благодаря ему Томпсон все еще жил, глуша тоску по вечерам алкоголем и таблетками – и надеясь. Это свойственно людям: жить надеждой, даже понимая, что надеяться не на что…

Вот и сейчас он перешагнул порог своей опостылевшей квартиры, на автомате включил телевизор, сел на диван и принялся работать челюстями, механически перемалывая зубами гамбургер, купленный возле выхода из метро.

Все как всегда.

Каждый вечер был похож на предыдущий. Сначала невкусная опостылевшая еда, телевизор с невкусными и опостылевшими передачами, а после – достать из ящика стола коробку с реликвиями и вспоминать, не стесняясь слез, текущих по щекам, – до тех пор, пока усталость не возьмет свое и не вырубит его нокаутирующим ударом, словно хорошо тренированный боксер.

Обычно он не вникал в смысл происходящего на экране. Так, картинки, мелькающие перед глазами, и звуковой фон, забивающий сознание, позволяющий хоть какое-то время не думать.

Но сейчас его отвлекла боль. Заныла раненая рука, о которой он просто забыл.

Томпсон снял рубашку. Ну да, просто царапина. Пуля вспорола кожу, но это ерунда, заживет. Если б душевные раны заживали так же быстро, как пулевые, жизнь была бы гораздо проще…

У хорошего полицейского аптечка всегда под рукой. Спирт рванул рану новой волной боли, которая донесла до мозга равнодушный голос телевизионного диктора, рассказывающего о последних новостях:

– …еще одним кандидатом на Нобелевскую премию по медицине может стать украинский ученый академик Захаров. Наш канал располагает сведениями, что он изобрел технологию восстановления мертвых организмов по одной-единственной клетке. Согласно исследованиям Захарова, каждая клетка несет информацию о всем теле, которой достаточно для того, чтобы вернуть к жизни давно умерших. Однако пока что невозможно проверить, насколько верны эти сведения, так как академик живет и работает в самом сердце аномальной Чернобыльской зоны, которая всеми учеными мира единогласно признана самой опасной из существующих…

Джек Томпсон на мгновение замер, осознавая услышанное. После чего неторопливо зафиксировал бинт на руке, выбросил в мусорное ведро окровавленную рубашку, взял из шкафа новую – и оделся по полной форме, словно собирался в Белый дом на награждение «Медалью доблести».

Из зеркала на него глянул угрюмый крупный мужчина с плечами профессионального футболиста и глазами то ли маньяка из фильма ужасов, то ли ветерана «Зеленых беретов», годами не вылезающего из горячих точек. Есть такая категория людей, во взгляде которых нет жизни. Их глаза похожи на вставленные в глазницы стеклянные шарики с нарисованными зрачками. С такими людьми никто не любит общаться, так как никогда не знаешь, что можно от них ожидать. Но в то же время их ценят в армии и в полиции за одно простое качество, которое не встречается у обычных живых людей.

Эти типы со стеклянными глазами не боятся смерти. Им все равно – жить или умереть. Их можно посылать на самые опасные задания – и они выполнят их без эмоций, четко и равнодушно, как машины, которые не знают, что такое трясущиеся от страха руки, ватные ноги и холодный, липкий пот, который заливает глаза, мешая как следует прицелиться.

Он не всегда был таким, образцовый полицейский Джек Томпсон. Но смерть близких изменила его – покалечила, разорвала на куски душу, а потом слепила из нее чудовище, равнодушное как к своей жизни, так и к чужим.

И изменить это могло лишь одно.

Чудо, которых, как известно, не бывает…

Но говорят, что если очень сильно чего-то желать, иногда чудеса случаются. Потому Джек Томпсон гнал сейчас свой автомобиль к полицейскому участку, хотя и не собирался возвращаться туда сегодня.

* * *

Шеф Джонсон был не в духе. Еще бы – сегодня вечером он забронировал столик в ресторане, собираясь отметить там с семьей поступление старшей дочери в колледж. Но, похоже, этот рабочий день не собирался заканчиваться. Убийство трех крупных «толкачей», машина которых была начинена наркотиками, как рождественский гусь яблоками, взбудоражило не только журналистов.

Только что из его кабинета вышел сотрудник ФБР с глазами как у несвежей макрели, который в красках расписал, как его контора вела этих «толкачей» томительные месяцы и как какой-то лейтенант в одну минуту разрушил их грандиозные планы из своего «девятьсот одиннадцатого». Интересно, с каких это пор федералы поднюхивают за «толкачами»? И если даже поднюхивают – какого дьявола не пресекают, позволяя этим подонкам накачивать дурью малолеток на улицах?

Впрочем, это все было в голове у шефа полиции. Говорил он совершенно другое – то, что положено говорить в таких случаях чтобы не вылететь из удобного кожаного кресла, которое за эти годы приняло форму его тела. Работа есть работа, и то, что ты думаешь, никого не волнует. Важно лишь что ты говоришь и делаешь. И шеф говорил о том, что непременно разберется в случившемся и конечно накажет лейтенанта, который посмел помешать работе ФБР.

Представитель могущественной государственной конторы удалился с важным видом. Шеф посмотрел на дверь, закрывшуюся за спиной федерала, скривился, словно от горькой таблетки, и по селектору приказал секретарше больше никого к нему не впускать, после чего, покосившись на часы, начал прикидывать, как бы ему прорваться через толпу журналистов, осадивших выход из участка. Время поджимало, и жена с дочерью точно не простили бы опоздания…

За дверью послышался беспомощный писк секретарши, несмотря на который дверь распахнулась и на пороге кабинета появился виновник происшествия – как ни странно, в парадной форме, на которой висела дюжина наград за доблесть и многолетнюю образцовую службу.

Шеф открыл было рот, чтобы высказать нахальному лейтенанту все, что о нем думает, но позвякивание медалей его слегка смутило, ибо у него самого их было примерно вдвое меньше. Поэтому вместо того, чтобы учинить подчиненному разнос, шеф буркнул:

– Чего тебе? Решил лично доложить, какого дьявола ты расстрелял «толкачей», которых пасло ФБР?

– На них не было написано, что они подопытные зверюшки федералов, – ровно ответил Томпсон. – Они убили парня на заправке, мы бросились в погоню, и сегодня нам с напарником просто повезло больше, чем им.

Шеф полиции вздохнул.

– Как будто я, черт побери, этого не знаю. Но ты же в курсе, что нынешние либеральные правители штата косо смотрят на тех полицейских, что затевают стрельбу на улицах. В их понимании мы должны перевоспитывать «толкачей», записывая их в клуб анонимных наркодилеров вместо того, чтобы отрубать им руки, которыми они впихивают дурь всяким идиотам. Знаешь, в другое время я бы представил тебя к награде, но сейчас в эту историю вписались федералы, поэтому…