Закон войны - Дмитрий Силлов Страница 3

И потому сейчас у меня появилась в жизни совершенно конкретная цель – спасти бойцов той пограничной заставы, через которую, может, этой ночью, может, следующей или через одну, прокатится вал немецкой военной машины, оставив после себя лишь трупы да развалины.

Причем ради этой цели я был готов на многое. Потому что очень это непростое дело – спасать от смерти политически грамотных советских людей с огнем в большевистской груди, как поется в одной из популярных песен того времени… Тьфу, блин, этого времени.

Такие вот мысли шевелились в моей голове, пока я, по-прежнему пригнувшись, бежал по зеленому травяному морю – до тех пор, пока не услышал поток отборного русского мата, несущегося со стороны грунтовой дороги.

Я осторожно выглянул и увидел примерно то, что ожидал.

Это был черный штабной легковой автомобиль ГАЗ М-1, в народе называемый просто «эмкой», возле которого стоял военный, наблюдая, как другой военный неумело меняет колесо. Понятное дело, один офицер, второй – его шофер, у которого от страха то и дело соскакивал ключ с гаек.

– Понабрали, мля, не пойми кого! – рычал офицер. – Пробитое колесо, нах, сменить не может, полчаса уже возится!

Рык у офицера был профессиональный, хорошо поставленный, командирский, можно сказать. И униформа соответствующая – идеально подогнанная по фигуре гимнастерка, заправленные в сапоги широкие штаны – кажись, такие галифе назывались, – портупея с кобурой, кожаная полевая сумка на боку. Весь из себя, короче. И красно-желтый значок на груди с мечом, серпом и молотом и еще чем-то, отсюда не разглядеть.

То, что он орал, тренируя голос, это было просто замечательно. Когда человек так рычит, он точно не слышит, как кто-то подкрадывается к нему сзади, что позволяет ударить ребром ладони точно и расчетливо в точку под ухом, так, чтобы и не убить, и в то же время гарантированно вырубить…

Офицер все-таки услышал шаги сзади. Резко развернулся всем телом, рука метнулась к кобуре…

Но было поздно. Я ударил быстрее – и попал точно туда, куда метил.

Люблю я работу по уязвимым точкам. Она, как еще не изобретенный в это время автомат Калашникова, всегда безотказна и максимально эффективна.

Офицер обмяк, но я успел подхватить его под мышки и аккуратно прислонить к дверце автомобиля. Солдатик возле колеса сначала испуганно уставился на меня, но затем, поудобнее перехватив ключ, попытался замахнуться. Пришлось сделать шаг вперед и в сторону, после чего, легонько ткнув бойца кулаком в солнечное сплетение, отобрать ключ. Пока он пытался дышать, согнувшись, я извлек из кобуры офицера «наган» и сказал:

– Слышь, парень, скоро я тебя отпущу. И начальника твоего тоже. Если ты не будешь делать глупостей и не заставишь меня пристрелить вас обоих. Внял?

Парень кивнул.

– Тогда ответь-ка мне на пару вопросов. Какое сегодня число?

Боец, с трудом разогнувшись, уставился на меня взглядом, полным сомнения – не рехнулся ли я часом?

– Число? – с нажимом повторил я.

– Д-двадцать первое… июня…

– А год?

Во взгляде парня отчетливо прочиталось – ну все, конец мне, на психа нарвался.

– Год?! – рыкнул я.

– Сорок первый. – И уточнил на всякий случай для опасного идиота: – Тысяча девятьсот.

– Я понял, – кивнул я.

Значит, двадцать первое июня. И солнышко повисло над лесом, того и гляди за него закатится. То есть, времени в обрез. И что-то объяснять этому парню – это значит терять драгоценные минуты…

– Так, – с нажимом проговорил я, глядя парню прямо в глаза и при этом как бы сквозь него – а я знаю: когда я так делаю, рожа у меня экстремально мерзкая и жуткая. – Сейчас ты разденешь своего командира до исподнего, взвалишь его на закорки и потащишь туда, откуда вы приехали. Внял?

– Я не буду, – набычился парень. – Я комсомолец…

– А я не прошу тебя Родину предавать, – сказал я, взводя курок «нагана». – И секретных сведений не выпытываю. Я просто предлагаю тебе спасти жизнь командира. И свою заодно. Выбирай.

И он выбрал правильно, справившись с заданием довольно быстро.

– Молодец, – похвалил я. – Твой командир очнется примерно через полчаса. Так что забирай его – и до свидания.

Боец довольно ловко загрузил бесчувственного офицера себе на спину – видать, спецкурсы прошел, включающие в себя искусство переноски раненых. Злобно зыркнул на меня – и пошел, куда было сказано. Ну и ладушки, ну и хорошо.

Я быстро переоделся, слегка путаясь в подгонке ремешков антикварной портупеи. Но – справился. Гимнастерка оказалась на размер меньше и неприятно жала под мышками. Как и сапоги, кстати, которые пришлось надеть без портянок, прямо на мои старые носки. А вот галифе пришлись впору, спасибо тогдашней, то есть современной, военной моде. Плюс я часы с непривычно большим циферблатом на запястье застегнул. Неприятно было, конечно, их с бесчувственного тела снимать под осуждающим взглядом водителя, совсем уж беспределом попахивало – но тут уж извини, капитан, в ближайшее время мне твои часы очень понадобятся.

В кармашке щегольской гимнастерки обнаружилось красное удостоверение капитана Особого отдела НКВД. Годная корочка, пригодится. Быстро осмотрев содержимое полевой сумки, я обнаружил в ней карту местности, какие-то малоинтересные штабные документы и картонную папку с надписью «Дело», в которой нашел лишь слегка помятую бумажку, заполненную рукописным текстом.

«Донесение, – прочитал я. – Я, член ВЛКСМ, рядовой погранвойск Сапрыкин Антон Сергеевич, обязан доложить о том, что сержант Иванов Иван Андреевич ведет подрывную деятельность среди личного состава нашей заставы, высказываясь о том, что немецкие рабочие и крестьяне могут в ближайшее время напасть на нашу Родину…»

Я скривился, невольно сплюнул. Появилось стойкое желание вымыть руки, держащие это. Вот оно как, значит. Тот идейный молодой пограничник решил сдать умудренного локальными конфликтами усатого ветерана, послав донос куда следует, и по этому поводу из печально известного ведомства на заставу был направлен капитан НКВД для разбирательства.

Впрочем, ничего удивительного. Какое время – такие и люди. Но, как бы там ни было, миллионы этих людей погибли в ужасной войне для того, чтобы мы могли жить в нашем времени, и не мне их судить. Мне их спасти надо. Всех не получится, так хоть некоторых из них.

И это сейчас главное.

Но для этого нужно было кое-что еще…

Вдоль дороги стояли деревянные столбы с проводами. По ходу, и электричество, и связь для заставы. Шестью выстрелами из «нагана» я лишил пограничников и того, и другого, расстреляв белые фарфоровые изоляторы, отлично видимые даже в сгущающихся сумерках. После чего быстро докрутил гайки на смененном колесе, отпер дверь, открывающуюся в непривычную сторону, сел на водительское сиденье, завел «эмку» и поехал по грунтовке в сторону заставы.