Электрические сны - Виталий Вавикин Страница 29

Их вождя звали Минтрил, и он был человеком. Он правил на Сателлите-Шесть более пятидесяти лет. Машины были его паствой. Он писал законы согласно установленным протоколам программ своих подданных – поступал так же, как поступали его предшественники.

За несколько лет жизни на Сателлите-Шесть Сиол так и не смогла установить, как долго продолжалось такое правление. Правители приходили, казалось, из ниоткуда, занимали положенный им кабинет и правили спутником. Особенно странным казалось то, что в мире машин не было исчерпывающей исторической базы, словно каждый новый правитель переписывал их программы согласно своим восприятиям и видениям мира.

Эта загадка заставила Сиол превратиться из историка в журналиста, но лишь пять лет спустя, когда бдительность роботов ослабла, и она смогла свободно путешествовать по спутнику, ей удалось найти лабораторию, где клонировались предыдущие правители. Хотя в свой успех Сиол не верила – скорее всего, новая власть, решившая что-то изменить, отказавшись от людей-правителей, позволила ей узнать эту тайну.

Десятки поколений вождей происходили из одного генетического материала. Реинкарнация одного и того же человека. Снова и снова. С жуткой математической точностью. Возможно, машины бы так и жили еще тысячи лет, если бы у новых клонов не начались необратимые повреждения. Они жили короче, уровень интеллекта становился все меньше и меньше. Их законы становились все более странными.

Сиол не смогла узнать, кто создал подобное правление – был это человек, мечтавший о вечной власти и жизни, или же это был сложный расчет машин, пришедших к выводу, что так будет лучше для всех. Но сейчас в этом мире цифр сквозил шквальный ветер перемен. Старый правитель Минтрил умер, а его клон не прожил и пары лет. Престол оказался свободным, и роботы пришли к выводу, что настало время детям человечества выбрать свой путь. Почти единогласно они решили открыть границы, привести иностранцев: людей искусства, инженеров, учителей. Роботы хотели учиться. Роботы хотели стать людьми. Впервые за последние тысячелетия во главе их сателлита встал робот.

– Может быть, когда-нибудь они поймут, что рабство – это плохо, и отпустят нас? – спрашивала Киф в первые годы своей жизни в новом доме.

– Сомневаюсь, что это произойдет в ближайший век, – говорила Сиол.

Эти разговоры были всего лишь шуткой, но крайне серьезной шуткой. Снова и снова Киф пыталась связаться со Сателлитом-Один, но революция превратила этот самый большой естественный спутник системы Океаник в закрытый мир. Единственной достоверной информацией, которую удавалось получить, были рассказы капитана Джюна, довольно часто появлявшегося на Сателлите-Шесть.

Бывший силовик. Спаситель людей, на которых правительство его родного спутника ставило опыты. Пират. И просто хороший торговец. Иногда Сиол шутила, что роботы слишком хорошо относятся к нему.

– Может быть, он один из них? – не то в шутку, не то всерьез выдвинула она как-то раз свое предположение.

– У него слишком запутанная жизнь для робота, – сказала Киф. – К тому же он родился на Сателлите-Девять. И я знаю о нем достаточно много, чтобы утверждать – роботы себя так не ведут.

– Значит, эти машины видят в нем нового правителя, – снова не то в шутку, не то всерьез сказала Сиол.

Эти разговоры повторялись каждый раз, когда им удавалось встретиться с Джюном. И каждый раз ночью после этих встреч Киф видела кошмары о своей родине. Сны повторяли рассказы Джюна, но когда он говорил о том, что происходит на Сателлите-Один, это не казалось таким жутким, как во снах.

Голод, анархия. Низы истребляли элиту, надеясь занять ее место. Те, кто продал свои органы, мечтали, что после революции смогут заменить дешевые имплантаты на более дорогие, а возможно, и забрать проданные прежде. Но покупатели сбежали, а на захваченных заводах не было квалифицированного персонала, чтобы выполнять сложные операции и контролировать технологические процессы. Наука и прогресс остановились. Люди, получив власть, не знали, что с ней делать дальше, и машинально продолжали поддерживать пламя революции, неся хаос и смерть. Найденные склады элиты смогли ненадолго стабилизировать ситуацию, но слишком много было людей, нуждавшихся в новых органах. Те из элиты, кто имел глупость остаться, были отправлены в тюрьмы. Суды не проводились. Достаточно было подписи комиссара участка, где содержался представитель высшего класса.

– Мы служили вам, продавая свои тела и умирая на заводах, теперь ваш черед послужить для нас, – сказал один из комиссаров по имени Плоз, подписав постановление, чтобы отправить приговоренного к расстрелу представителя бывшей элиты не к стенке, а под нож.

Это послужило рождению закона Плоза, согласно которому у приговоренных к смерти изымались органы и передавались выдающимся представителям революции. Но элиты на спутнике оставалось все меньше и меньше, поэтому под нож отправлялись обычные люди, причиной для ареста которых служили ложные обвинения. Представители новой власти, бывшие рабы, боролись между собой за власть, а в это время толпы начинали раскапывать могилы бывшей элиты и вырезать у них сохранившиеся органические и искусственные органы. Популярностью пользовались глаза и конечности. Особенно после того, как был изобретен препарат, консервирующий процесс распада.

Киф видела сны о том, как по улицам ее родного города расхаживают наполовину сгнившие мертвецы. И у одного она видит руки своей дочери, у другого ее глаза, у третьего лицо, волосы…

Когда Джюн сказал, что на Сателлите-Один установился относительный порядок, Киф вместо того, чтобы радоваться, напилась.