Скользящие души, или Сказки Шварцвальда - Елена Граменицкая Страница 29

Мерзкая экзекуция произошла в просвещенном веке Гете и Вольтера, а не в далеком мрачном Средневековье.

Несчастная Анна Кляйнфогель вошла в историю как последняя казненная в Европе ведьма. (На самом деле это творческий вымысел. Последняя «ведьма», Анна Голди, казнена в Швейцарии в местечке Гларус в 1782 году. — Прим. авт.)

Невинная душа покинула обезумевший мир смиренно, без слов проклятия, хотя присутствующие на казни ханжи были вполне их достойны. Бедняга умерла, унеся в заоблачный мир тайну медальона. Доподлинно известно, что на шее несчастной его не оказалось, значит, подарок ведьмы был спрятан…

— Зачем тебе этот медальон, Гай? — оборвала я его увлекательное повествование, приоткрыв на мгновение глаза.

— Он нужен нам с тобой. Все изменилось в тот момент, когда я заметил прекрасную убийцу и спас голубя от смерти. Позволь мне быть рядом с тобой, быть кем угодно: смиренным слугой, невидимым спутником, тенью, позволь надеяться на большее.

Сладкий голос шелестел над ухом, обволакивал нежной паутиной, успокаивал, расслаблял, рождал безумные желания, качал на волнах иллюзий. Звучал подобно музыке, пробуждая шаг за шагом мою темную половину.

— Как выглядел загадочный медальон?

— Две переплетенные в укусе-поцелуе змеи, сцепившиеся хвостами и образовавшие собой цифру «восемь». Две змеи, ставшие прототипом спирали, обозначающие вечную жизнь, бесконечное перерождение. Для одних — изобильный урожай, собираемый из года в год, достаток, процветание, благополучие семьи. Для других — стремление к совершенству, к спиральному развитию, к осознанию тайн Вселенной. Это был символ уснувшего в людской памяти шумерского бога Энке, прародителя человечества, ремесленника. Энке создал образ спирали как основу жизни, как бесконечность поиска пути.

Две змеи, смертельно жалящие друг друга и бесконечно влюбленные… Каждый понимал символ по-своему, как и рассматривал свою жизнь. Пессимизм и оптимизм. Черное и Белое. Свет и Тьма. Лед и Пламень.

Маша, слушая рассказ Виктории, невольно содрогнулась. К горлу подступила тошнота. Перед глазами мелькнули переплетенные змейки, потные, горячие, оживающие при каждом сокращении спинных мышц. Татуировка на спине Дениса, безумно привлекательная и возбуждающая.

Тоска сжала обручем ее обескровленное сердце. Скрипнув зубами, бедняга из последних сил отогнала наведенный морок.

Всегда внимательная рассказчица на сей раз была настолько увлечена воспоминаниями, что ничего не заметила.

— Думаешь, душа ее не упокоилась? Она же не прокляла своих палачей…

— Хроника умалчивает об этом. История поколений, участвовавших в казни, свидетельствует об обратном.

Все виновные в смерти Анны постепенно, шаг за шагом, расплачивались — кто физическим, кто душевным здоровьем. Остальных ждало разорение или острог.

Ушедшая отомстила своим обидчикам, что является доказательством ее периодического появления в реальном мире. Предвосхищу твой вопрос: потомки Пруста, главного обвинителя, до сих пор проживают в Швейцарии, и неожиданное безумие сорокалетней Урсулы Пруст, последней из рода, — тоже неспроста.

— Присутствия покойной я не чувствую. Могла бы помочь любая вещь, принадлежащая несчастной, но по истечении столь долгого времени, полагаю…

— Тише, мой ангел. Закрой глаза, слушай меня. Практичные швейцарцы даже из легенды о последней казненной ведьме могут извлечь выгоду. Жадные до денег гномы организовали музей в бывшем доме старосты Пруста, развратника и доносчика. Там есть небольшая экспозиция, посвященная несчастной Анне, на которой представлено несколько вещей, якобы ей принадлежавших. Вот этот гребень, по утверждению экскурсовода, был снят с головы умершей женщины. Мне пришлось на время позаимствовать милое украшение.

Я не смотрела на Гая, но была уверена, что в этот момент на его лице мелькнула озорная улыбка.

— Несмотря на безжалостное время, он до сих пор прекрасен и достаточно ценен. Скорее всего, это украшение было подарено Кляйнфогель богатым вельможей или перешло по наследству.

Я открыла глаза и взглянула на маленький резной предмет в руке Гая.

Гребень из темной кости был очень красив. Он сохранил остатки перламутровой инкрустации с небольшим зеленым камушком посередине. Изумруд служил тельцем летящей птички со сломанным крылышком.

— Милая, возьми его, — услышала я просьбу и, не раздумывая ни секунды, протянула руку. Гай затаив дыхание положил безделицу на ладонь и отодвинулся в сторону.

Я осторожно накрыла гребень другой рукой, встала с кресла и подошла к окну, за которым царила абсолютная Тьма, накрывшая город.

В огромном стекле я видела лишь отражение свое и Гая, замершего в ожидании.

Гребень молчал. Я закрыла глаза, вновь прислушиваясь к ощущениям.

Ничего.

Звенящая пустота подобно панцирю сомкнулась вокруг меня. Тревожная кнопка не давала о себе знать.

Странно… Почему я не вижу хозяина этой вещи? Возможно, потому, что впоследствии она побывала во многих руках, оставивших на нем отпечатки? Вещь молчит, ведь последним его хозяином был Гай, он рядом, а если…

Решение пришло интуитивно. Подобрав волосы, я закрепила их сбоку гребнем, и вдруг внезапная молния пронзила тело. Схватившись за рвущееся от невыносимой боли горло, я упала на пол и начала биться в судорогах, в безуспешных попытках вздохнуть.

Гай в испуге подскочил ко мне, быстро выдернул гребень из волос и, прижав своим телом к полу, попытался остановить припадок.

Постепенно страшная, режущая боль утихла. Открыв глаза, я столкнулась с тревожным взглядом склонившегося надо мной мужчины. Его жаркое дыхание обожгло мои губы. Забывшись, я потянулась и дотронулась до них. Быстрая ответная ласка вернула меня к жизни. Наш первый поцелуй длился несколько мгновений, навсегда оставшихся в моей памяти.

Он помог мне подняться на ноги и предложил сесть. Я отказалась. Стоя напротив черного зеркала окна, внимательно разглядывала наши отражения. Мой дар вернулся вместе с незнакомкой, чей полупрозрачный абрис плыл над полом мерцающим свечением.

Появление гостя всегда вызывает легкую аритмию и незначительное расстройство сознания, выражающегося в диалоге со званым или незваным, порой навязчивым, фантомом, присутствием в сознании его мыслей, сумбурных, перекликающихся, взаимоисключающих.

Я повернулась к Гаю, готовому в любой момент прийти на помощь, мельком скользнула взглядом по тому месту, где в стекле отражалось светлое пятно. Кроме нас двоих в номере никого не было. Но присутствие духа подтверждалось трепещущим в груди сердцем, хаотичностью мыслей и отпечатком режущей боли в горле.

— Ей отрубили голову. Среди собравшихся было немало напуганных происходящим детей. Их плач до сих пор звучит в ее ушах. Все так? — вопрос предназначался Гаю.

Он молчал.