Зона приема - Владислав Выставной Страница 29

– Это уже внутри Зоны?

– Это еще там, до границы.

– Так… Что еще? Ты говорил – вокруг деревья. Что за деревья?

– Обгоревшие такие, кривые. Не знаю, как еще описать.

– Они от пожара загорелись? Когда вертолет горел?

– Нет… Вертолет в болото упал, огонь дальше не пошел. Я вон до сих пор мокрый. Холодно…

– Ну ничего. Держись! Конец связи.

Выключив рацию, Кот продолжил путь в темноте. Налобный фонарь неохотно рассеивал тьму, густую, как патока. Ночь – нелучшее время по Зоне бродить. И опаснее, и скорость падает. А ведь когда-то, в детстве, они даже не думали об опасности. Вот так, спокойно разгуливали с Гвоздем мимо невидимых ловушек, наблюдая странности Зоны и думая, что это – нечто вроде парка аттракционов. Как они тогда не сгинули – одной Зоне известно. Может, Зона тогда, до Сдвига, не набрала вновь полную силу? Может, и так. Да только нет-нет да и доходили слухи: то один мальчишка пропал без вести, то другой. На Зону, правда, мало думали – времена были тяжелые, в девяностые годы и безо всякой Зоны бед хватало. У душегубов всех мастей тогда словно повальное обострение началось. Может, и впрямь обыкновенный маньяк орудовал.

А может, и не обыкновенный. Ходили тогда страшные истории о Маньяке из Зоны. Маньяк не простой был, а самый натуральный зверь-людоед. Вроде бы поначалу обычный бомж был, да не сложилась у него жизнь в Новосибе, повздорил с дружками-бродягами да с местной милицией. И тогда, вроде как отчаявшись, ушел он в Зону. И обнаружил, что там полно бесхозного, но вполне приличного жилья. Бедняга не задумывался о том, что жить в Зоне нельзя по определению. Зона, она либо убьет, либо покалечит так, что лучше бы сразу убила. И вот стало с человеком происходить что-то жуткое. Мучил его голод, но каким-то образом понял он, что не может есть нормальную человеческую пищу. Захотелось ему, видите ли, человечинки. Но взрослого завалить – это же надо силу иметь и смелость. Потому и повадился этот нелюдь охотиться за детьми. Будь он обычный людоед, раскрыли бы его быстрее – обнаружились бы следы, останки и тому подобное. Но на то он и Маньяк из Зоны, что охотился лишь за теми, кто сам приходил в его «владения». За детьми присмотр был тогда так себе – родители с утра до вечера на трех работах, пионерская организация приказала долго жить, школе вообще на учеников наплевать. Вот и шли глупые детишки прямо Маньяку в лапы. То, что дети пропадали в Зоне, путало органам все карты: считалось, что дети пропадают, нарвавшись на смертельные ловушки. И сколько ни затыкали дыры в старой колючке, ни ментам, ни ооновцам справиться с шустрыми малолетками не удавалось.

Маньяк выдал себя сам. Дело в том, что «свежатинку» он не ел – изуродованный Зоной организм не позволял. Замученную жертву он потрошил и выдерживал несколько дней, пока душок не пойдет, – как пекинскую утку. И только после принимался за трапезу.

Когда же обеспокоенная общественность подняла наконец шум по поводу пропажи детей, милицейскому начальству надавали по шапке, и органы зашевелились. На какое-то время удалось пресечь вылазки подростков в Зону. Кот хорошо помнил этот период – их с Гвоздем пару раз ловили при попытке прорваться через Периметр. Родителям, помнится, чуть ли не под расписку отдавали. Видимо, тогда ведомство Марты и взяло его «на карандаш». Задницы еще долго от ремня горели. И никто не знал, как Маньяк тем временем воет от голода в своей Зоне.

Наверное, Зона окончательно выварила мозги этого нелюдя, когда он вылез-таки из своего логова в человеческий мир. Сам он уже никак не мог называться человеком – его изуродовало даже внешне. Кот никогда не видел его, и снимки, сделанные в ходе следствия, говорят, засекретили. Так или иначе, взяли родимого прямо в городском морге, куда тот залез, чтобы полакомиться мертвечиной. Когда прибыл ОМОН, вызванный перепуганными сотрудниками морга, этот монстр успел уже вскрыть черепа и выесть мозги десяткам тел. Почему именно мозги? Спросите чего полегче, может, микроэлементов каких ему не хватало, а может – просто ума. Так или иначе, едва его увидели бойцы передового подразделения – так, не раздумывая, открыли огонь. Рассказывали потом, что не смогли сдержаться: им казалось, что это какой-то оборотень, пришелец из ада. Довершало историю пикантное обстоятельство: когда в подвал морга снизошло высокое начальство, чтобы лично убедиться в успешном завершении операции, и склонилось над трупом, расстрелянный десятками омоновских пуль, Маньяк вдруг открыл глаза, захрипел и бросился на него. Свидетели, может просто злые языки, утверждают, что начальство грохнулось без сознания от ужаса, предварительно обмочив эксклюзивные брюки от «Андерсон и Шеппард».

Такое вот детство чудесное у ребятишек, которых вырастила Зона. Вырастила – и не отпускает, как сумасшедшая мать, что продолжает качать на руках мертвого младенца.

Кот щелкнул кнопкой рации:

– Аким, а ты кого-нибудь ненавидел в детстве?

– Чего? – В голосе «на той стороне» послышалось недоумение.

– Ну были всякие уроды, которые мешали тебе жить?

Рация помолчала, ответила:

– Не помню. Я же с семи лет при Институте. Еще до того, как в кому впал.

– А, ну да, точно. Я совсем забыл, что на тебе наши яйцеголовые опыты ставили. А в Институте небось все стерильно было, все такие вежливые, типа «приятного аппетита, будьте здоровы, пардон – это я пукнул».

– Ну да, – Аким хмыкнул. – Хотя… В Институте тоже разные люди были. Хорошие в основном, умные. Учительница у меня была, приходящая, тетя Таня – очень добрая. Или Иваныч, техник-наладчик, смешной такой дядька. Но был еще один, майор Хромов, куратор от КГБ…

– Ты хотел сказать – ФСБ? Ах, да, забыл совсем…

Да уж, к этому непросто привыкнуть – к тому, что паренек, который выглядит его младшим братом, в действительности в два раза его старше. Многолетний «летаргический сон» Акима не менее удивителен, чем «машина времени», – кого угодно собьет с толку.

– Так вот, этот Хромов был страшный человек, – продолжал Аким. – Кто-то сказал мне тайком, что по молодости, в НКВД, он людей лично десятками расстреливал.

– Наговаривали небось на хорошего человека.

– Возможно. Но как-то он невзлюбил меня с первого взгляда. А я маленький, напуганный, я только что родителей потерял… – Голос Акима дрогнул. Еще бы, это для него до сих пор болезненная тема. – И каждую неделю меня на беседу вызывал. Это только называлось так – «беседа». На самом деле это был самый настоящий допрос.

– Зачем допрашивать семилетнего мальчишку?

– Вот именно. Я вообще не мог сообразить, чего от меня хотят, не понимал половины слов, которыми меня засыпали. Какие-то «сговоры», «явки», «агенты». Это позже до меня дошло: он всерьез считал, что я – шпион, засланный в СССР под видом школьника.

– Да ладно! – Кот не смог сдержать усмешку. – Он что же, совсем идиот был?

– Не знаю. Тогда у многих начались нервные расстройства, психозы и фобии на фоне Посещения. Я не понимал, конечно, но меня действительно воспринимали как потенциальную угрозу. Я ведь один выжил в эпицентре Посещения. Меня последним нашли.