Врата Мёртвого Дома - Стивен Эриксон Страница 29

— Спасибо за предложение, но не сейчас. Ты держишь в руках месячный заработок досийского стражника. Я бы посоветовал использовать это для торговли.

Фелисин пожала плечами и положила дурханг обратно в кошель на поясе.

— Всё, чего я хочу, Бенет даёт мне просто так. Нужно только попросить.

— И ты думаешь, что он это тебе даёт бесплатно?

Она выпила.

— Всё равно что бесплатно. Тебя переводят, Геборик. На Земельку. С завтрашнего дня. Больше никакого Ганнипа с хлыстом.

Он закрыл глаза.

— Почему, когда я тебя благодарю, во рту остаётся такой горький привкус?

— Мой затуманенный вином мозг говорит: «Лицемерие».

Она увидела, как кровь отлила от лица Геборика. Ох, Фелисин, слишком много дурханга, слишком много вина! Неужели я делаю добро Геборику только для того, чтобы посыпать ему соль на раны? Я не хочу быть такой жестокой. Она вытащила из-за пазухи еду, которую сберегла для него, наклонилась и положила свёрток на колени историку.

— Утопное озеро опустилось ещё на сажень.

Геборик промолчал, не сводя глаз со своих культей.

Фелисин нахмурилась. Нужно было сказать ему что-то ещё, но память подводила. Она допила вино и выпрямилась, провела обеими руками по волосам. Кожа на голове словно онемела. Фелисин замерла, заметив, что Геборик исподтишка смотрит на её груди — круглые и полные под натянувшейся туникой. В этой позе она простояла чуть дольше, чем было необходимо, а затем медленно опустила руки.

— У Булы есть фантазии о тебе, — медленно проговорила Фелисин. — Её интригуют… возможности. Тебе это пойдёт на пользу, Геборик.

Он рывком сорвался с табурета, так что нетронутый свёрток с едой покатился по полу.

— Худов дух, девочка!

Она смеялась, глядя, как историк откинул в сторону занавеску, которая отделяла его койку от остальной комнаты, а потом неуклюже задёрнул её за собой. В следующий миг Фелисин замолчала и услышала, как старик забирается в постель.

Я хотела, чтобы ты улыбнулся, Геборик, — хотела объяснить она. — И не хотела, чтобы мой смех прозвучал так… жестоко. Я не то, что ты думаешь.

Ведь верно?

Фелисин подняла свёрток с едой и положила его на полку над очагом.

Час спустя, когда Фелисин без сна лежала на своей койке, а Геборик — на своей, вернулся Бодэн. Он подбросил навоза в очаг, двигался тихо. Не пьян. Фелисин задумалась, где же он был. Куда ходил каждую ночь? Самого Бодэна спрашивать бессмысленно. Он мало говорил с другими, а с ней — меньше прочих.

В следующий миг Фелисин пришлось изменить своё мнение: она услышала, как Бодэн тихонько постучал пальцем по перегородке Геборика. Историк тут же откликнулся, говорил тихо, так что слов было не разобрать, а Бодэн что-то прошептал в ответ. Разговор продолжался ещё минуту, а потом Бодэн тихонько хохотнул по-своему и пошёл ложиться.

Эти двое что-то задумали, но Фелисин потрясло другое. Они ничего ей не сказали! Понимание вызвало вспышку ярости. Я им помогла остаться в живых! Я им помогала — с самого корабля! Була права — все мужчины ублюдки, годны только на то, чтобы их использовать. Ну ладно же, сами увидите, как остальным живётся в Черепке, от меня больше помощи не дождётесь. Я тебя ещё отправлю обратно на тележки, старик, клянусь! Фелисин обнаружила, что едва сдерживает слёзы, и поняла, что ничего подобного не сделает. Ей и вправду был нужен Бенет, и она будет платить, чтобы удержать его. Но нужны были и Геборик с Бодэном, какая-то часть её души цеплялась за них, как ребёнок за родителей, отрицала жестокость, которая заполнила весь остальной мир. Потерять это — потерять их — значило бы потерять… всё.

Ясное дело, они подумали, что Фелисин продаст их тайну так же легко, как продаёт своё тело, но это не так. Клянусь, это неправда.

Фелисин уставилась невидящим взглядом в темноту, по щекам катились слёзы. Я одна. Остался только Бенет. Бенет, его вино, его дурханг и его тело. Между ног до сих пор саднило с того момента, когда Бенет всё-таки присоединился к ним с Булой на огромной постели в таверне.

Она сказала себе: это только вопрос силы воли — превратить боль в удовольствие.

Терпи и выживай. Каждый день. Каждый час.

Рынок на набережной начал заполняться утренними толпами, поддерживая иллюзию того, что этот день ничем не отличается от любого другого. Страх обдавал Дукера холодом, который не могло развеять даже восходящее солнце. Он сидел, скрестив ноги, на моле, глядя на бухту и дальше — в Сахульское море, и страстно желал, чтобы адмирал Нок и его флот вернулись.

Но этот приказ даже Колтейн не мог оспорить. У виканца не было власти над малазанскими военными флотилиями, и по воле Пормкваля сегодня Сахульский флот покинул гавань Хиссара и вышел в месячное плавание до Арэна.

Несмотря на все попытки делать вид, будто ничего особенного не произошло, уход боевых кораблей хиссарцы не оставили незамеченным: утренний рынок звенел смехом и возбуждёнными голосами. Покорённые одержали первую победу — бескровную в отличие от будущих. Так, по крайней мере, говорили.

Единственным утешением Дукеру служило то, что жрец-джистал Маллик Рэл покинул город вместе с флотом. Впрочем, довольно легко было вообразить, какой отчёт он представит Пормквалю.

Внимание историка привлёк малазанский парус в проливе — небольшое грузовое судно подходило с северо-востока. Из Досин-Пали на острове, наверное, или откуда-то дальше по побережью. Этот неожиданный гость в Хиссаре заставил Дукера задуматься.

Историк почувствовал, что кто-то появился рядом с ним, и, обернувшись, увидел Кальпа, который взобрался на невысокий волнолом и теперь болтал ногами над мутной водой в десяти шагах внизу.

— Дело сделано, — проговорил маг так, словно признавался в предумышленном убийстве. — Я передал весточку. Если твой друг ещё жив, он получит указания.

— Спасибо, Кальп.

Маг беспокойно поёжился. Потёр лицо и покосился на судно, входившее в гавань. Патрульная барка подплыла к кораблю, как только моряки убрали единственный парус. Две фигуры в блестящих доспехах стояли на палубе, глядя на приближавшуюся барку.

Один из людей в доспехах перегнулся через планширь и обратился к офицеру охраны гавани. В следующий миг гребцы начали разворачивать барку — и очень поспешно.

Дукер крякнул.

— Видел?

— Ага, — проворчал Кальп.

Судно двинулось к имперскому причалу — низкие борта ощетинились вёслами чуть выше ватерлинии. Вскоре вёсла снова втянулись, а рабочие на пристани приняли швартовы. Появился широкий трап, а на палубе историк разглядел лошадей.

— Красные Клинки, — сказал Дукер, увидев, что рядом с животными появились новые вооружённые люди.