Плоть и серебро - Стивен Барнс Страница 29

Но Брат Кулак возложил на нее задачу доставить пленника невредимым. Она была в одном яростном мгновении от того, чтобы нарушить Его волю.

От неповиновения Ему. Грех ослушания был огромным и неискупимым. То, что неверный спровоцировал ее немыслимым кощунством, в этом случае значит меньше, чем ничего. Она — ангел, и ее повиновение должно быть более совершенным, чем у грешной людской плоти.

Она смотрела в спину своего пленника, глядя, как он неуверенно шагает по неровному полу в больших не по размеру магнитных шлепанцах, которые она заставила его надеть. Приходилось признать, что после всего проведенного с ним времени она и близко не подошла к тому, чтобы предсказывать его поступки или реакцию.

Она была уверена, что он полностью понимал, насколько близко был к смерти там, в ангаре, но реагировал со спокойным вызовом, который был, очевидно, только наполовину храбростью, а наполовину — его обычным непробиваемым равнодушием. И все же его гнев по поводу состояния грешников, которые для него значили меньше, чем ничего, был абсолютно необъясним.

В конце концов в нем хотя бы есть злость, может быть, даже сравнимая с ее гневом. Хорошо, что она это теперь знает. Но в нем было еще так много всякого, что все «как» и «почему» оставались неразрешимой загадкой.

Брат Кулак не открыл ей, зачем Он хочет, чтобы этого человека привели к Нему. Она не осмелилась спросить: не ей задавать вопросы о Его целях и планах. Теперь, когда этого сюда доставили, ей пришлось признать возможность, что ее господин захочет говорить с ним наедине.

И эта перспектива ее глубоко беспокоила. Марши не смирился. Ему нельзя доверять. Он может даже оказаться дьяволом, который послан повредить господину.

Брат Кулак последнее время был не совсем такой, как всегда. Он говорил, что Рука Господня тяжело легла на его плечи. Не возможно ли, что Он переоценивает свою способность управлять этим странным и непредсказуемым человеком?

Она точно свои возможности переоценила.

Одна мысль, что ее господин может быть в чем-то не прав, усилила уже мучившие ее боль и тошноту таким резким всплеском, что голова закружилась, и Сцилла чуть не потеряла равновесие. Такие мысли недопустимы. Запретны. Кощунственны.

Но по дороге домой она научилась подавлять это страдание. Она его принимала и выдерживала.

Серебряной цепью, за которую она держалась, было то, что она — ангел Брата Кулака, слуга Его и — более всего — Его страж. Его священная персона должна быть защищена любой ценой. Боль — это ничтожная плата, если вся ее жизнь и душа уже отданы этому священному долгу.

Сцилла знала, где в этом туннеле установлены спрятанные наблюдатели. Проходя мимо слепой зоны, она сунула руку в сумку на бедре и вытащила одно из своих «ушей». Это был тонкий прозрачный чип размером с ноготь, отлично подходящий для того, чтобы прятать его в домах и на рабочих местах тех, кто заподозрен в лени, слабой вере или кощунстве.

Она провела пальцем по тыльной стороне чипа, чтобы активизировать адгезивный слой, отведя в сторону Глаз Ангела на случай, если Брат Кулак наблюдает. Когда они проходили мимо следующего наблюдателя, «ухо» было надежно прилеплено к поясу пленника.

Сцилла позволила себе тайком улыбнуться. Был риск, что Брат Кулак не одобрит то, что она сделала, если узнает, но дело того стоило.

Теперь она сможет выполнить свой долг и следить за своим пленником, что бы ни случилось.

Марши было больно, и с каждой минутой все больнее.

Порезы на груди горели огнем. Спина ощущалась как один сплошной синяк. Губы распухли, как воздушные шары, а челюсть была почти выбита. Он для пробы пошевелил ею. Хотя бы не сломана.

В приемном ангаре ему повезло, и он это знал. Сцилла просто дала ему пощечину тыльной стороной руки — и вложила в удар только ничтожную долю силы. Экзот давал ей достаточно сил, чтобы снести ему голову в буквальном смысле.

Ничего себе ангел! Было бы смешно, если бы не было так трагично.

После подобострастного повиновения, которое спасло ему жизнь, он начинал видеть ее в новом свете. Может быть, она тоже пешка в той предосудительной игре, которая здесь ведется? Он склонялся к этой мысли. Кто-то — скорее всего этот персонаж, Брат Кулак — превратил ее в машину для убийства с помощью этого экзота и как-то промыл ей мозги, чтобы она считала себя ангелом. Это объясняет ее урезанную личность, ее простейшие, рефлекторные реакции.

Жаль, что на пути сюда он не потратил время на изучение спрятанной — или заключенной — за этим чудовищным лицом женщины. Но ведь ему было все равно? Такие вещи не имеют к нему отношения, так?

Конечно. И зачем думать, если можно пить? Он печально покачал головой. С тем же успехом он мог признать, что не одна она действовала по программе, простой, как ленточный червь.

Ладно, — сказал он себе, — для разнообразия перестань использовать свою голову в качестве ректоскопа. Внимательнее присмотрись ко всему в этом уцененном Эдеме. Твоя жизнь может — и наверняка будет — зависеть от твоей способности стоять на ногах. Для разнообразия.

Не то чтобы то, что он пока видел, было легко не заметить. Единственное описание для этого места было «неизбывно мрачное». Искривленные туннели, холодные и плохо освещенные, залатанная и задирающаяся на дырах сетка на полу, непокрытые стены и потолок, грубо вырезанные и кое-где осыпающиеся. Плоский пол туннеля говорил о том, что его строители собирались придать луне более сильное вращение, сделав верх и низ не просто абстрактными понятиями.

Воздух был едва пригоден для дыхания. Он не только вонял потом и плохо очищенными отходами, он, казалось, был до удушья насыщен миазмами страха, мучений, отчаяния, как воздух тюремных казематов. Не утилизированный водяной пар конденсировался на стенах, делая их сырыми и скользкими. Почти все остальная поверхность была покрыта плесенью.

Если не считать тех бедняг в ангаре, Марши видел лишь нескольких обитателей этого ужаса. Те, кого он и его конвоир встречали, либо прижимались спиной к стенам, склоняя голову и отворачивая взгляд, либо быстро скрывались из виду, как вспугнутые мыши.

Если это и был Эдем, то вроде созданного такими печально знаменитыми утопистами, как Джим Джонс, Пол Пот или Джеральд ван Хиамс. Не надо было видеть шахт, чтобы понять, в каких условиях работают эти люди; он уже видел достаточно травм, при которых любые нормальные работы были бы прекращены.

Было очевидно, что здесь человеческая жизнь дешевле грязи. Виденные им люди были явно лишены таких основных человеческих прав, как уют, свобода или достоинство. Не то место, где люди могут смеяться или хотя бы улыбаться.

Оно не было похоже и на гнездо религиозных фанатиков. Не фанатизм видел он на лицах, а страх и изнеможение. Может, здешняя игра и называется Службой Господу, но правила ее взяты из игры куда постарше, известной под именем рабство.

Уже давно Марши не испытывал ничего похожего на истинный гнев или страх. С тех пор как вообще перестал испытывать какие-либо чувства.