Флибустьер времени. "Сарынь на кичку!" - Анатолий Спесивцев Страница 29

В трёх переходах от Темрюка союзное войско (помимо адыгов среди воинов были кумыки и абхазы) встретилось с казачьим табором. Все воины, атаковавшие пришельцев, докладывали о беспомощности врагов, неспособности их противостоять в бою благородным уоркам.

– Это не воины, а жалкие побирушки в грязном тряпье! – делился впечатлением командир одного из отрядов, обстреливавших пришельцев на телегах. – У нас так плохо даже рабы не одеваются! Не знаю, где они набрали столько огнестрельного оружия, но не сомневаюсь, что мы легко их одолеем. Добычу же в их телегах можно взять знатную, они ведь из ограбленного ими Темрюка идут.

– А почему тогда они не приоделись? Уж чего-чего, а хорошей одежды в Темрюке они должны были захватить много.

– Шайтан их знает! Может, берегут, чтобы продать? Разобьём их, спросим.

На военном совете подавляющим большинством было решено атаковать врагов всем войском. Как раз до обеда следующего дня враги должны были выйти на широкий луг, где конница может взять хороший разгон.

Когда Абдул Азиз Гирей, возглавлявший войско одного из бесленеевских родов, узнал, как передвигаются казаки, он начал уговаривать отложить нападение на врагов до их вынужденного выхода из тележного табора. Отданный в Черкессию на воспитание – здешняя знать на Востоке считалась самой рыцарственной, как и все подобные Гиреи, – автоматически получил местное дворянство. Он хорошо знал от родных, насколько трудно одолеть засевших за своими передвижными укреплениями казаков. Но его уверениям, что проклятые дети шайтана за телегами – непобедимы (о возможностях полевой артиллерии он просто не имел понятия), никто из князей и старейшин не поверил.

И такое пространство – луг возле одного из сёл – стало полем битвы между союзным и казацким войсками. Благородные люди перед битвой отправили к остановившимся при виде тысяч вооружённых всадников противникам посла. Тот, надутый, как заморская птица индюк, милостиво пообещал никого из неверных не убивать, если они сдадутся немедленно. В победе огромного рыцарского войска над непрезентабельными, одетыми в рваньё разбойниками он не сомневался.

Ответ был отрицательным по содержанию и крайне оскорбительным по форме. За одни экскурсы в его родословную незадачливый дипломат с удовольствием вырвал бы языки у всей передвигавшейся по этой земле банды. Не будь он послом, начал бы немедленно после того, как понял, что ему говорят.

Пока он отъезжал, быстро собравшаяся в кружок казацкая старшина – пригласили туда и Срачкороба – обговорила план предстоящего боя. Решено было пугательных ракет не применять, чтоб не спугнуть врага. Возглавлявший табор Гуня (Томашевич) согласился с этим мнением.

– Гайнут они тогда свет за очи, – предположил кто-то из запорожцев. – И что нам от них, кроме топота и конского навоза, останется?

Атакующие всадники – прекрасная мишень и неплохие трофеи. В то, что черкесы смогут прорвать оборону, никто из старшины не верил. Такого предположения на кратком совете даже не прозвучало.

Быстро перестроившие телеги из походного строя в оборонительный квадрат донцы и запорожцы спокойно ждали вражеской атаки. Разбить такое построение можно было только артиллерией. Причём многочисленной, так как пушек, в основном мелкокалиберных и гаковниц (затинных пищалей), в передвижном укреплении обычно было много.

Несколько удивлённые отказом сдаться превосходящему рыцарскому войску простых пехотинцев, по виду селян, кавказцы начали атаку. Забавно, что о высочайших достоинствах казаков-воинов они прекрасно знали. Кое-кто даже воевал с ними, но, увидев явно уступающих в числе оборванцев, все дружно посчитали их лёгкой добычей.

Огромная масса укрытых доспехами людей и коней ринулась, постепенно набирая ход, на спрятавшихся в тележном прямоугольнике врагов. Казалось, ничто и никто не сможет сдержать такую лавину, просто обречённую смести все препятствия. Наверное, именно эта уверенность и помогла рыцарям добраться до вражеских телег. Не тем, разумеется, которые стояли перед атакой в первых рядах, воинам из третьего или четвёртого ряда. Первые два все, нет, ВСЕ, полегли по пути от вражеских пуль и картечи. Благодаря заметному ветерку, сдувавшему дым от стрельбы, казаки палили непрерывно. И очень метко. Десятки кавказцев, несмотря на защищавшие их и их лошадей кольчуги, падали на ещё не вытоптанную траву луга. Подняться самостоятельно имели шансы очень немногие. Их место сразу же занимали другие и… также валились на землю. Дважды нескольким горцам удавалось перескочить через телеги и ворваться в табор, где их немедленно пристреливали. Наконец-то храбрецы заметили, что атакуют, передвигаясь не по земле, а по своим погибшим товарищам, и дрогнули. Сначала остановились, а потом отхлынули от страшных тележных берегов.

Часа два союзное войско приходило в себя, а его руководители пытались понять: «Что же всё-таки случилось?» Этого не могло быть, но… оно произошло. Меньшее по числу воинов пешее войско, да ещё состоящее явно не из дворян, смогло отбиться от блестящей, казалось неудержимой, тяжёлой конницы. Сотни погибших всадников, большое количество их лошадей устилали пространство перед вражескими телегами.

Немного придя в себя, князья и старейшины, в заметно уменьшившемся числе и с некоторыми заменами в составе, решили, что проклятые бандиты отбились только из-за односторонности атаки. Решено было во второй раз атаковать подлого врага со всех сторон. Вяканье Гирея, что лучше отступить и напасть в другом месте, было дружно отвергнуто, с намёками о недостаточной храбрости некоторых… Абдул Азиз действительно к телегам не рвался, но не из трусости, а из точного знания судьбы любого всадника, вздумавшего атаковать табор верхом.

Вторая атака была ещё более эффектна, но далеко не так продолжительна. И потеряли атаковавшие на сей раз не около тысячи воинов, а всего пару сотен. Только после этого вновь уменьшившиеся в числе и частично сменившиеся князья и старейшины прислушались хоть к одному совету Гирея – обстрелять врагов издали из луков. Татарин прекрасно знал о заведомой бессмысленности такого обстрела, поэтому смену тактики врагом воспринял спокойно.

Окружив табор кольцом, метров на сто пятьдесят от его внешних границ, всадники принялись активно опорожнять свои колчаны. Казаки, привыкшие укрываться от татарских обстрелов, серьёзного урона не понесли. Разве что потеряли несколько десятков лошадей. При этом убив десятка два врагов и ссадив на землю втрое большее их количество из винтовок, имевшихся у немалого числа ветеранов.

Не рыцарское это дело, перестреливаться издали с быдлом. Особенно если быдло стреляет явно эффективнее. До них дошло, что дело идёт к однозначной победе пришельцев. Представив себе «славу», которую приобретут как битые кучкой оборванцев на телегах, командиры союзников решились на третью атаку.

Она, с одновременным, с сёдел, обстрелом табора, была самой опасной. В разных местах уоркам удалось опрокинуть три телеги, ещё в нескольких случаях они к этому были близки. Их не смутил опять интенсивнейший артиллерийский и ружейный огонь, гибель сотен своих соратников. Спасли казаков дробовики, выкашивавшие подобравшихся вплотную по нескольку человек зараз, и гранаты, прибережённые как раз на третий штурм.