Имперский Грааль - Наталия Ипатова Страница 29

В любую погоду.

— Он садист? — удрученно спрашивает Товия у неба.

Бедняга еще не знает, что завтра ему предложат проделать все то же самое, только с грузом, а послезавтра — дадут ружье и предложат поразить шариками выскакивающие произвольно мишени.

Война не спрашивает, сколько нынче миллиметров у ртутного столба. Совсем другое дело — а кто тут изначально собирался воевать? Разве что Морган.

Сыпет мелкий дождь. Бойцы стоят у финиша, Норм и Морган отдельно: он смотрит на секундомер, она — на девчонок, Абигайль и Китри, которые ползут на животах под красными лучами, уже отчаявшись уложиться в норматив. Зацепишь луч, и тот позорно пищит. Лица у обеих несчастные, но под грязью лиц и не видно. Аби с косичками, похожими на колбаски из глины, а Китри — всегда с Аби, только так и различишь. Пацаны из Первого ржут, громко советуя им опустить задницы пониже, будто сами были более отрадны для глаз. Андерс сжимает кулаки и бессвязно бурчит. Он зубаст и озлоблен. Он прошел хорошо, лучше него лишь Морган, и ему хочется, чтобы его оценили. И вообще. Именно сейчас бойцам ССО очень хочется к мамам.

Норм говорит, им еще повезло: когда учили его, вместо лучей тянули колючую проволоку, и каждый раз после Полосы камуфляж приходилось штопать.

Угу, а мы его стираем. Холодная липкая грязь по всему телу, которую невозможно терпеть. Ни сесть, ни растянуться на койке, пока ее не смоешь. И в душевую будет очередь. На Пантократоре Норм натаскивал своих примерно так же, Брюс эту школу уже проходил и знает, что нормативов три, и пока их ведут по низшему. У самого него средний, собственно, это не предел, и сегодня он прошел хуже, чем мог, но ему просто не надо. Чтобы взять высший, надо делать это каждый день, а в жизни и еще есть радости. Высший тут только у Морган, будь она трижды неладна.

А Морган, вероятно, попала в рай.

Как только атмосфера стала приемлемой, они с Нормом на пару занимаются боевыми психотехниками. Как это выглядит, Брюс помнит еще с Пантократора. Две фигуры, большая и маленькая, равные только в грациозности, на фоне рассветного неба. Стойка на одной ноге, вторая развернута коленом наружу, ступня уперта в колено опорной ноги. Руки над головой, чуть согнуты в локтях, ладони сомкнуты. И стоят так все время, пока восходит солнце. Подзарядка от космических батарей, шутит мать.

Норм всерьез уверяет, будто в любое другое время суток «оно не работает». Ну, может, еще на закате, однако Морган говорит, что ее приход только в первой половине дня. То есть здесь они развлекаются тем же самым, разве что солнце тут другого цвета.

Оно сиреневое.

— А лучше нельзя! — громко говорит Андерс, когда последняя пара мучительно достигает финиша. — Я не верю, что можно. Я никогда не видел, чтобы лучше шли.

Ну, то есть он не Абигайль с Китри имеет в виду конкретно, это он за честь ССО вступился. Эту фишку народ рубит моментально, начинает выразительно кашлять и стягивается к нему, как к центру. В каковом центре Брюс и оказывается поневоле.

— А что ты вообще видел, сидючи на своем Сизифе? — вскипает Морган.

— Что я видел, того не отрицаю. Вы — чиф! — сами-то…

Опаньки! Пятьдесят подростков намерены отыграться. В толпе тут и там слышится сдавленное хихиканье. Никто не любит фельдфебелей в начищенных сапогах, и единственный для Норма способ сохранить лицо — это умыть их всех прямо тут и немедленно.

Такие правила игры, и Брюс даже не знает, за кого ему болеть.

Рассел — муж матери, мужчина в доме, взятый за образец для подражания, когда есть нужда в таком образце, настоящий мужик и даже друг — но не отец и никогда не пытался им стать.

Помнится, когда-то он сам пытался найти для матери подходящего мужа, чтобы та не осталась одна, когда он, Брюс, вырастет и шагнет в большой мир. Ему казалось, что мать сама ничего для этого не предпримет. При этом подразумевалось, что первым и главным мужчиной в семье останется Брюс, а пришельца мы будем терпеть до тех пор, пока он ведет себя правильно.

Не то чтобы он был против. Ну если ей надо, ладно, я, Брюс, большой, я понимаю, пусть играется, хотя, конечно, странно, что она выбрала этого, когда есть тот… Мы ладим только потому, что Норм умеет существовать в отведенном ему пространстве, занимая свое и не претендуя на чужое. Это с матерью они как-то объединились и поделились, что, если подумать, приводит Брюса в неподдельное изумление — ведь это два разных человека! Он только здесь командует Брюсом, и Брюс только сейчас задумался об этом.

А вот нужен ли мне командир? Это он для Морган сэнсэй и свет в окошке. Нет, если бы, конечно, он назначил меня командиром первого отделения, облек бы доверием — а кому он может доверять больше, чем мне, кого он знает лучше?… я бы, так и быть… Ну-ну. Может, Рассел действительно слишком хорошо тебя знает?

Рассел снимает куртку и кидает ее не глядя, в толпу. Не глядя, но ловит ее Брюс. Вон как. Значит, так легче? И бонус — стирать придется только футболку. С другой стороны, футболка белая, а грязь холодная и… грязная.

Танки грязи не боятся?

— Ты-то чего молчишь? — взрывается Морган, глядя ему прямо в глаза. Слово «Предательство» вертится у нее на языке, вон, даже кончик виден: все большие слова у Морган с больших букв. Еще секунда, и Брюскины детские секретики станут явными для всех. Предмет торговли очевиден: кто не с нами, тот против нас — в этом вся непримиримая Морган. Та секунда, что Брюс думает, для нее — шаг в пропасть. У нее-то выбора нет.

Тем временем Норм уже в начале полосы, а секундомер — у Андерса, и народ чуть не на плечи друг дружке лезет, чтобы только видеть циферблат. Те, кто поумнее, становятся так, чтобы видеть, как пойдет чиф. Скалятся и готовятся улюлюкать. У Морган смешное расстроенное лицо. Она поднимает белый флаг и ждет, пока Норм подаст сигнал о готовности.

— Зря вы это, — неожиданно говорит Китри. — Некрасиво. Он же… старый.

Отчаянно, на грани вывиха Морган бросает руку вниз. Пошел!

Молчаливое недоумение охватывает бойцов. Лидере опускает секундомер и только смотрит.

— А он небыстро идет, — вслух изумляется кто-то. Брюсу внезапно становится невыносимо стыдно и хочется отвернуться, а лучше — провалиться. Даже Андерс, кажется, не рад оказаться настолько прав. В конце концов, командир и не должен… дело командира — командовать.

— А под лучами он идет перекатом, — отмечает Андерс. — Так быстрее.

Угу, и руки для стрельбы свободны. И еще укрывает голову плечом. Только вам это завтра объяснят. Это мы, вывалянные в грязи, выглядим мокрыми котятами. Норм страшен. Он — настоящий. Он…

На стену — с разбегу, она содрогается от удара тяжелым ботинком, а планета не успевает принять на себя воспарившую против ее законов тяжесть. Планета еще только думает, а «тяжесть» уже подтянулась на руках, перевалилась через край и ухнула, не тратя драгоценных секунд, чтобы перевернуться головой вверх. На то есть время в падении.