Воронята - Мэгги Стивотер Страница 29

«Здесь нет весны», – подумал он, и эта мысль была неожиданно мрачной.

Дверь открыла мать Адама. Она напоминала тень собственного сына – те же удлиненные черты и широко расставленные глаза. По сравнению с матерью Ганси она казалась старой и костлявой.

– Адам на заднем дворе, – сказала миссис Пэрриш, прежде чем Ганси успел задать вопрос.

Она посмотрела на него и быстро отвела глаза. Ганси всегда удивлялся тому, как родители Адама реагировали на школьный свитер. Они знали всё, что нужно было знать, прежде чем Ганси успевал открыть рот.

– Спасибо, – сказал Ганси, но слова на вкус напоминали опилки, и, в любом случае, миссис Пэрриш уже закрыла дверь.

За домом, в старом гараже, он нашел Адама, который лежал под древним «Понтиаком», втащенным на рампу. Его трудно было разглядеть в прохладной синей тени. Из-под машины торчал пустой маслосборник. Стояла тишина, и Ганси заподозрил, что Адам не столько работает, сколько избегает необходимости сидеть дома.

– Привет, тигр, – сказал Ганси.

Адам согнул колени, как будто собирался вылезти из-под машины, но не вылез.

– Что случилось? – спокойно спросил он.

Ганси знал, почему Адам не желал вылезать из-под машины, и от гнева и чувства вины у него в груди всё сжалось. Самое досадное в ситуации с Адамом заключалось в том, что Ганси ничего не мог сделать. Это было не в его власти. Он бросил на верстак тетрадку.

– Держи конспекты. Я не смог сказать, что ты болен. В прошлом месяце ты слишком много пропустил.

Адам ровным голосом поинтересовался:

– Ну и что ты сказал?

Какой-то инструмент под машиной издал равнодушный скрежет.

– Хватит, Пэрриш, вылезай, – потребовал Ганси. – Заканчивай.

Он подпрыгнул, когда в ладонь ему ткнулся холодный собачий нос, – это была дворняжка, которая так яростно атаковала его покрышки. Ганси осторожно погладил короткое ухо и отдернул руку, когда собака бросилась к машине и залаяла на ноги Адама, начавшие двигаться. Сначала появились камуфляжные штаны с дырками на коленях, затем вылинявшая футболка с эмблемой кока-колы и, наконец, лицо.

На скуле был синяк, красный и растущий, как галактика. Второй, потемнее, охватывал переносицу.

Ганси сразу же сказал:

– Ты едешь со мной.

– Будет только хуже, когда я вернусь, – заметил Адам.

– Я имею в виду – насовсем. Перебирайся на Монмутскую фабрику. Хватит.

Адам встал. Собака радостно запрыгала вокруг, как будто он вернулся с другой планеты, а не вылез из-под машины. Адам устало ответил:

– А что будет, когда поиски Глендауэра уведут тебя из Генриетты?

Ганси не мог гарантировать, что этого не случится.

– Ты поедешь со мной.

– С тобой? Интересно, а что дальше? Всё, что было вложено в Агленби, пойдет прахом. Мне придется начинать с нуля в другой школе.

Адам однажды сказал: «Историю о разбогатевшем бедняке интересно слушать только в том случае, если она уже произошла». Но в данном случае ей было трудно произойти, поскольку Адам вновь пропустил школу. Без хороших отметок – никакого счастливого финала.

Ганси сказал:

– Тебе не обязательно учиться в школе типа Агленби. Необязательно поступать в Лигу Плюща. Есть разные способы добиться успеха.

Адам мгновенно произнес:

– Я не сужу тебя за то, что ты делаешь, Ганси.

И это был неловкий момент, потому что Ганси знал: Адаму пришлось изрядно постараться, чтобы понять, почему он охотится за Глендауэром. У Адама была масса причин относиться с полным равнодушием к неясной тревоге Ганси, к его сетованиям на судьбу, которая даровала ему богатых родителей, к попыткам понять, нет ли у его жизни какой-нибудь великой цели. Ганси знал, что врожденные преимущества вменяют ему в обязанность оставить свой след в истории, как-то повлиять на ход событий, – или он просто негодяй.

«Бедные переживают, что они бедные, – задумчиво сказал однажды Адам. – Оказывается, богатые переживают, что они богатые».

А Ронан ответил: «Я богат, и меня это не колышет».

Ганси сказал:

– Ладно. Мы найдем другую хорошую школу. Давай рискнем. У тебя будет новая жизнь.

Адам протянул руку за тряпкой и принялся вытирать испачканные маслом пальцы.

– Мне придется заново искать работу. На это нужно время. Знаешь, сколько я проискал нынешнюю?

Он не имел в виду возню в гараже. Это были просто домашние обязанности. Адам подрабатывал еще в трех местах, главным образом на фабрике трейлеров.

– Я буду тебе помогать, пока ты что-нибудь не найдешь.

Долго царило молчание. Адам продолжал вытирать руки. Он не смотрел на Ганси. Им уже случалось вести похожие разговоры, и в несколько мгновений тишины вместились целые дни горячих споров. Эти слова звучали достаточно часто, и теперь не было нужды их повторять.

Успех ничего не значил для Адама, если он не добивался его сам.

Ганси изо всех сил старался говорить спокойно, однако некоторая горячность в его голосе все-таки слышалась.

– Значит, ты не уедешь из гордости? Да он тебя убьет.

– Ты насмотрелся криминальных шоу.

– Я смотрел вечерние новости, Адам, – огрызнулся Ганси. – И почему ты не хочешь, чтоб Ронан поучил тебя драться? Он уже два раза предлагал. Вполне серьезно.

Адам осторожно сложил грязную тряпку и положил ее обратно, на ящик с инструментами. В гараже было полно барахла. Новые стойки с инструментами, календари с изображением обнаженных женщин, промышленные компрессоры и прочие вещи, которые мистер Пэрриш считал более ценными, чем школьная форма Адама.

– Потому что тогда он меня точно убьет.

– Не понимаю.

Адам сказал:

– У него ружье.

– Господи.

Положив руку на голову дворняжки, которая чуть не спятила от счастья, Адам выглянул из-под навеса и посмотрел на дорогу. Ганси прекрасно знал, чего он ждет.

– Ну же, Адам, – сказал Ганси.

«Пожалуйста».

– Всё получится.

Между бровей Адама пролегла складка. Он смотрел не на дома, а дальше, на плоское, бесконечное поле, покрытое пучками сухой травы. Многое здесь не жило, а выживало. Он сказал:

– Это значит, что я никогда не буду принадлежать себе. Если ты платишь за меня, значит, я твой. Сейчас я принадлежу ему, а тогда стану твоим.

Это поразило Ганси сильнее, чем он думал. Иногда ему придавало сил одно лишь осознание того, что их дружба с Адамом существует в той области, где деньги ни на что не влияют. Всё, что свидетельствовало об обратном, ранило Ганси больнее, чем он был готов признать. Он осторожно спросил: