Братство магов. Мертвый некромант - Владислав Жеребьев Страница 29

Лежать на земле было холодно и неуютно. Все тело, истерзанное после боя с мертвецом, болело так, как будто по наемнику пронеслась почтовая карета. Нет, под карету он, конечно, ни разу не попадал, но если бы ему случилось очутиться в похожей ситуации, ощущения могли быть весьма схожи.

Открыв один глаз и убедившись, что все еще жив, Суни с недоумением уставился на разваленную надвое голову твари. Кто-то с поистине нечеловеческой силой схватил за рукояти метательных ножей и потянул их в стороны, расколов череп мертвеца пополам. Оружие из пустых глазниц драгура исчезло, а неизвестный доброжелатель пропал, не оставив ни намека на свое присутствие.

Открыв второй глаз и морщась от боли, воин попытался найти коня, но того и след простыл. Воспользовавшись тем, что его ничто более не сдерживало, испуганное животное предпочло спасаться бегством, и судить его строго Суни не мог. Но вокруг все еще был лес, сырой и промозглый. С одной стороны его подпирал приграничный город, битком набитый королевскими шпиками, а с другой находилось разбойничье гнездо.

Требовалось собраться с мыслями и решить, куда же в итоге податься. Истерзанный, с подвернутой ногой и кровоточащими ранами на груди и предплечьях Суни вызвал бы приступ щенячьего восторга у сторожевого разъезда, был бы схвачен и отправился бы прямиком в местную каталажку. Задерживаться же было нельзя. Ушедшие далеко вперед и, наверное, уже подъезжавшие к пустоши командор и рыжебородый Нирон даже не подозревали, что нежить вышла за ними на охоту. Что же было тому виной? Очевидно, тот самый продолговатый тубус со свитком, что в строжайшем секрете передал Аскольду таинственный наниматель.

Соваться к лесным братьям было тоже весьма опасно. Не привечающие чужаков и видящие добротную сталь у ослабевшего наемника, разбойники почти наверняка захотели бы поживиться. Тут и драка, и новый поединок, без всякой чести для сражающихся, и, возможно, земляная постель.

– Ладно, – подтянув к себе меч и вытерев лезвие от липкой субстанции, заменявшей драгуру кровь, наемник убрал его в ножны. Охнув, воин встал, опираясь на липкий от смолы ствол сосны. – Лучше уж каменный мешок сторожевой управы, чем прыгнуть на нож лихоимца. Представлюсь ограбленным путником, посижу за решеткой до выяснения, а там хоть подлатают да дадут краюху хлеба. – И с этими словами Суни развернулся и, прикинув по мху направление, захромал в сторону города.

Буквально через сто метров он опустился на землю и принялся баюкать ноющую ногу. Лодыжка опухла так, что дорогущий сапог для верховой езды пришлось вспарывать ножом. Сняв обувь, раненый попытался пошевелить пальцами.

– Не перелом, – облегченно выдохнул он и, стянув через голову легкий кожаный доспех, начал полосовать просторную льняную рубаху на широкие полосы. Через десять минут на раненую ногу легла плотная тугая и не очень чистая повязка, но боль в укутанной ноге немного отступила. Следующим был костыль, под который чудесным образом подошло затесавшееся среди лесных гигантов молодое деревце, имевшее неосторожность попасться на глаза.

– Прости, деревяшка, так уж вышло, – перерубив ствол молодого деревца под самый корень и обтесав лишние ветки, Суни обмотал получившуюся рогатину остатками рубахи и попробовал опереться на импровизированный костыль. Вторая проблема была решена. В меру упругая и плотная древесина превосходно держала вес, не ломалась и не стремилась согнуться в дугу, чуть было воин переносил на нее свой немалый вес. Выдохнув, Суни облегченно привалился к стволу дерева и, пошарив по поясу в поисках фляги с водой, чертыхнулся. Мерзкий парнокопытный трус унес все в притороченных к седлу сумках. Там были и лекарства, и запасной аркан, и недельный запас вяленой оленины, и необходимая любому существу пресная вода. Обычно Суни вешал выдолбленную из тыквы флягу на пояс и во время долгого пути просто отстегивал ее и пил на ходу, но пустившись вдогонку за ныне покойным Бартом, он почему-то засунул флягу к остальным вещам, за что и поплатился.

До города было недалеко, не более пяти лиг. Но расстояние это с легкостью далось бы здоровому воину, конному или пешему. В случае же с Суни испытание предстояло еще то.

Вдруг воин насторожился и, припав к земле, прислушался.

– Нет, – облегченно вздохнул наемник. – Показалось. После встречи с драгуром всякая дрянь будет мерещиться. – Встав на здоровую ногу, он подогнул больную и оперся всем телом на костыль, вновь проверяя его прочность. В последний раз оглядев поле боя, не оставил ли чего, он вдруг заметил, как что-то сверкнуло в траве. Подойдя поближе, он с трудом наклонился и поднял с земли золотой, очевидно, выпавший у покойного Барта из кармана. Толстый, с ребристой кромкой. Странный королевский герб показался каким-то чужим, но до боли знакомым. Такой Суни видел в далеком детстве, когда его отец, служащий в приграничной крепости, приходил домой и сбрасывал на каминную полку латные рукавицы и плащ. Герб старого короля, символ тридцатилетней давности, которому поклонялись и который чтили поколения воинов и магов королевства.

Пожав плечами, Суни опустился перед мертвецом на колени и в который раз начал шарить по его карманам, и действительно, тайник в скором времени нашелся. В первый раз наемник не приметил слишком толстый кожаный пояс, внутри которого оказалось еще три кругляша, не чета нынешним пустышкам, которые чеканили на монетном дворе казначейства в Мраморном Чертоге. Усмехнувшись, он сгреб монеты на ладонь, а потом одним привычным движением отправил за голенище оставшегося сапога.

– Дело сделано, Барт, – обратился он к лежащему на земле трупу. – Лазутчик и тварь мертвы, и как это у меня получилось, не знаю. Но клянусь, я положу все усилия на то, чтобы это выяснить, если, конечно, останусь в живых.

В том, что мертвяк, лежащий под ногами кучей остывшего мяса, был лазутчиком, Суни не сомневался. Мертвый или живой, он служил своему хозяину, и золото, спрятанное в поясе мертвеца, являлось скорее неким тайным знаком, чем средством платежа. Слишком уж старый королевский герб был слишком заметен в любой меняльной лавке, чтобы ростовщик или хозяин пивнушки, увидев страшный призрак прошлого, не кинулся бы писать донос.

Плюнув напоследок на остывшее тело, воин развернулся и, прикинув направление, зашагал по начавшей уже подсыхать проселочной дороге. Путь предстоял трудный и неблизкий.