Крымская война. Попутчики - Борис Батыршин Страница 28

***

Итак, Семен Яковлевич Фибих. Сын крупного киевского сахарозаводчика, закончил медицинский факультет Петербургского университета. Студенческая юность пришлась на годы русско-японской войны и первой революции, и Сема с головой погрузился в стихию протестов против деспотии Николая Кровавого. Он не ставил подпись под телеграммой, адресованной микадо; тем не менее, будущий медик до дыр зачитывал июньский номер газеты «Пролетарий», неведомо как попавший в аудитории Медицинского факультета:

"Великая армада, — такая же громадная, такая же громоздкая, нелѣпая, безсильная, чудовищная, какъ вся Россійская имперія, — двинулась въ путь, расходуя бѣшеныя деньги на уголь, на содержаніе, вызывая насмѣшки Европы...

Когда-то Сема жадно глотал статьи, подписанные «Н. Ленин». И

знал, какую позицию занимал автор в отношении германской войны. Той, на которую он, киевский врач Фибих, был мобилизован царским правительством. Семен Яковлевич не жаловался - в конце концов, участь хирурга линейного госпиталя или штатного медика пехотного полка куда горше должности корабельного врача; хрусталь и красное дерево кают-компании все же предпочтительнее вшей в затруханных польских хатах.

На авиаматку медик попал не по воле случая и даже не по протекции: в 1908-м году, состоя в ординатуре, он вступил в «Императорский всероссийский аэроклуб». Папенькины деньги позволяли столь экзотическое увлечение; Сема Фибих взял несколько уроков управления аппаратом и даже совершил пять полетов на "Фармане".

И все же: воздухоплавание, конечно, весьма прогрессивное увлечение, но с какой стати он, врач, противник насилия, должен служить Молоху военно-феодальной Империи?

Известие о том, что «Алмаз» провалился в прошлое, огорошило Семена Яковлевича. Он-то, как и большинство его киевских и петербургских знакомых, предвкушал видимый уже невооруженным глазом крах самодержавия. И на тебе: впереди шесть десятков лет ненавистного режима! На троне Николай Палкин, либеральных реформ нет и в проекте, как нет народовольцев, бомбистов-эсеров и иных борцов с самодержавием, которым мечтал подражать юный Сема Фибих.

Этими соображениями алмазовский эскулап успел поделиться со мной. Гостя из будущего он воспринял как манну небесную: в самом деле, чем не собеседник для мыслящего человека? Семен Яковлевич предвкушал беседы о путях развития цивилизации, о победе народовластия в его американском варианте - непременно американском, иного доктор Фибих не признавал! - и о грядущем триумфе гуманизма. И никаких флотских офицеров, верных слуг тирании, насквозь пропитанных ужасным кастовым духом…

***

Так и попал ко мне этот дневник. Семен Яковлевич собирался после окончания войны, издать его в виде воспоминаний и, вручая мне клеенчатую тетрадь, втайне надеялся, что я воскликну: «Ах, так вы и есть тот самый Фибих? И признаюсь, что кончено же, читал - там, в грядущем.

Пришлось мне разочаровать Семена Яковлевича. Тем не менее, его труд лежит на столике в каюте, выделенной мне в единоличное пользование.

Я невесело усмехнулся. Ирония судьбы: казалось, сбежал от российской политики с ее демократическими вывертами... Ан нет, и здесь дотянулись! А ведь как благостно мечталось: на троне Николай Первый, либеральная мысль ограничена плачем по декабристам, Герценом с Огаревым, да гарибальдийскими грезами. Разгул либерализма впереди, сперва должны состояться реформы Царя-Освободителя, за которые его, как известно, отблагодарили бомбой на набережной канала Грибоедова. Хотя, что это я? Екатерининского, разумеется, поосторожнее надо с названиями...

Итак - доктор Фибих. Питерский студент, лихие годы первой русской революции, демонстрации, листовки, «вы жертвою пали...» Чего еще ждать от Семена Яковлевича, весьма популярного в киевских либеральных кругах? Для него и Мировая Война - лишь очередное преступление царского режима. Ладно, будем надеяться, что кают-компанейские порядки вправили Фибиху мозги. Хотя, вряд ли, если судить по дневнику. Да, отсутствие особиста - это серьезный минус, недоработали предки...

В дверь постучали, и на пороге возник вестовой.

- Так что, вашбродие, господин капитан первого ранга собирают офицерский совет. И вас велено позвать, а потому - пожалте сей же секунд в кают-компанию!

II

Из книги Уильяма Гаррета

«Два года в русском плену.

Крымская эпопея»

«Уже который день мы пребываем в неволе на русском фрегате. Никогда из памяти моей не выветрятся слезы на глазах офицеров, при виде уходящего под воду «Фьюриеса». Матросы же махали шапками и кричали, провожая тонущий корабль: «У королевы много!» Этот обычай всегда вызывал во мне трепет гордости за Британию: поистине, ее путь к мировому владычеству усеян обломками судов, покоящихся на морском дне, но это не может вселить уныние в сердца истинных англичан. У королевы много; Господь и Святой Георгий по-прежнему хранят Англию!

Тот, кто читает это, вероятно недоумевает - как автор сумел сохранить веру в могущество британской короны, находясь в плену? Признаюсь, это было непросто. Покинув привычный корабельный мирок, где нас окружал добрый английский дуб, ясень и бакаут, мы были поначалу ошеломлены обликом русских кораблей. Всюду железо, сталь и машинное масло; вместо благородных оттенков мореной древесины и радующей глаза желтизны сизалевых тросов - унылая серая краска. Это царство целесообразного металла: повсюду хитроумные механизмы и гальванические приспособления. Люди мелькают среди них, как бесы в преисподней, ловко управляясь с этой противоестественной механикой. Когда нас провели мимо артиллерийского орудия, мои товарищи по несчастью с неподдельным изумлением рассматривали его казенную часть. Нигде, даже в рубке локомотива, даже в Гринвичской обсерватории, где мне случилось как-то оказаться, я не встречал такого обилия механизмов, рычагов, штурвалов, оптических стекол. Превосходные орудия Анри-Жозефа Пексана (надо признать, французы способны даже нас удивить техническими новинками!) выглядят в сравнении с ними древними камнеметными кулевринами. Неудивительно, что русские одержали столь решительную победу: Господь, вопреки известному утверждению безбожного Вольтера, не на стороне больших батальонов, а на стороне тех, кто владеет лучшими военными машинами. К величайшей досаде, сейчас это не мы, британцы (что, кажется, соответствовало бы разумному мироустройству) и даже не подданные Наполеона III-го, а русские варвары. За какие грехи Господь так сурово карает Европу?

Мы ожидали унижений и издевательств: русские вполне могли припомнить морякам Королевского флота бомбардировку приморского города Odessa в апреле этого года, в которой участвовал и «Фьюриес».

Но, к нашему удивлению, опасения оказались напрасны. Русские, лишь отделили матросов от офицеров, но я не могу не признать разумности этой меры: находясь среди своих подчиненных, офицеры Королевского флота могли и даже обязаны были бы подстрекать их к неповиновению. Но увы; матросы были свезены на большой пароход, а мы - офицеры и некомбатанты, - отправились на фрегат.