Эльфийские хроники - Жан-Луи Фетжен Страница 28

— Пойдем, я уже опаздываю, я же тебе сказал… Иди впереди меня. А ты позаботься о моем дереве, хорошо? Поговори с ним немного, чтобы тебе не было одиноко.

— И вы тоже отправляетесь на войну? — спросил Лландон.

— Война мне уже не по годам, сынок… Кроме того, она меня никогда не интересовала.

Опираясь на Ллиану, старик начал спускаться вниз по склону.

— Приходи ко мне, когда вернешься! — крикнул он, прежде чем исчезнуть в поросли. — Мне нужно будет взглянуть на твою ногу!

Просыпаться было тяжело. На этой голой равнине не удалось найти достаточно сухого хвороста для того, чтобы поддерживать огонь в кострах в течение всей ночи. Утром люди, собравшись возле тех немногих костров, которые еще горели, уселись возле них плечом друг к другу. Кто-то ворчал, кто-то кашлял. Едва повара успели сварить похлебку, подслащенную медом, как воины короля — лучники, копейщики и рыцари, перемешавшиеся друг с другом, — стали есть ее из бесформенных мисок или прямо из котла, черпая еду закоченевшими и грязными ладонями. Пеллегун сидел среди них, подрагивая от холода в кольчуге, покрытой инеем. Думать ему ни о чем не хотелось, тело занемело, а настроение было мрачным.

До Бассекомба оставался еще целый день пути — а то и два, если, как вчера, снова пойдет снег и разгуляется ветер… Если бы он поскакал туда верхом, прихватив с собой только всадников, то весь оставшийся путь занял бы лишь полдня. Там принц смог бы поесть чего-нибудь получше, чем эта гнусная каша, сменить одежду, расположиться в теплом помещении (а не мерзнуть, как сейчас, на ветру), лечь спать в кровати, причем, возможно, с какой-нибудь милашкой. Однако, конечно же, об этом не могло быть и речи. Оставить пехотинцев на произвол судьбы и отправиться в путь с одной лишь кавалерией или же просто с эскортом из конных лучников — это было бы не просто опасной тактической ошибкой, но и прежде всего большой оплошностью, которая могла навсегда подорвать репутацию будущего короля. Достаточно было вглядеться в лица этих грубых людей, этих солдафонов с загорелыми обветренными лицами, чтобы стало очевидно, что присутствие среди них единственного сына короля очень сильно повышает его авторитет. Один из солдат протянул ему миску с едой так, как протягивают ее своему приятелю (фамильярность, за которую в Лоте этот солдат мог бы оказаться у позорного столба), Аббон накинул ему на плечи свой плащ, еще один солдат без спроса взял меч принца и стал затачивать его лезвие при помощи камня. Звуки трения камня о металл и позвякивание меча в тот момент, когда камень доходил до рукоятки, были похожи на ободряющую мелодию, вызывающую желание помечтать. Завтрак уже длился явно намного дольше, чем обычно, но командиры не осмеливались рявкнуть на своих подчиненных и разогнать рядовых криками и пинками, как они это обычно делали: их сейчас сдерживало присутствие принца и двух баннеретов. Отдавать здесь распоряжения должен был он, Пеллегун. Он это осознавал. Понимал он и значимость для него всего того, что сейчас происходило: несмотря на многодневный марш, несмотря на ветер, снег и только что пережитую холодную ночь, эти два отряда по двадцать рыцарей, пять десятков копейщиков и отряд конных лучников постепенно превращались в настоящее войско, командовал которым он, принц.

Превозмогая отвращение, он сложил и изогнул пальцы руки так, чтобы они были похожи на ложку, и провел ими по дну своей миски, чтобы собрать последние комки уже остывшей похлебки. Проглотив эти коричневатые комки, он, следуя примеру солдат, очистил миску при помощи снега и затем — коротким и рассчитанным движением — протянул тому, кто ее ему дал.

— Благодарю тебя, приятель! — сказал он зычным голосом, вставая. — Я за всю свою жизнь еще никогда не ел более… более гнусной пищи!

Все, кто сидел вокруг костра, загоготали. Смеялся даже Аббон, что немало удивило принца: он никогда раньше не видел на лице этого сурового воина хотя бы улыбки. Заражаясь всеобщим весельем, Пеллегун тоже стал смеяться своей собственной шутке.

— Пора отправляться в путь! Если мы будем двигаться быстро, друзья мои, то сегодня уже вечером я накормлю и напою вас из личных запасов барона Вефрельда!

— Клянусь Господом, — громко воскликнул рыцарь, сидящий рядом с принцем, — нужно потребовать от этого пижона, чтобы он открыл для нас свои погреба!

Пеллегун бросил взгляд на того, кто произнес эти слова. Черные волосы, доходящие до нижней части шеи, широкое и хитрое лицо, коренастое туловище, облаченное в кожаные доспехи, крепкие руки и ноги, защищенные железной кольчугой. Этому рыцарю было, похоже, столько же лет от роду, сколько и ему, принцу…

— Раз уж ты такой горластый, то бери с собой конных лучников и езжай вперед. Привезешь нам бочку пива!

Это новое заявление принца вызвало беззлобные насмешки над лучниками и регот. Лучники поднялись со своих мест, взяли свое имущество и стали готовиться в путь. Когда юный рыцарь в кожаных доспехах тоже поднялся, Пеллегун взял его за руку.

— Как тебя зовут?

— Горлуа Тинтагель, Ваше Высочество. Я — вассал герцога Эрбина.

Пеллегун повернулся к баннерету Гэдону, и тот в знак одобрения кивнул: принц выбрал вполне подходящего человека.

— Ну что же, отправляйся в путь, Горлуа, — сказал Пеллегун уже более тихим голосом. — Привези пива для этих крикунов, а главное — осмотрись там повнимательнее. Я на тебя рассчитываю. Доедешь ты до Бассекомба или повернешь назад — это уж как получится, потому что если по дороге что-то тебе покажется подозрительным, немедленно вернись и предупреди меня. Я отнюдь не хочу попасть в засаду. Ты меня понял?

Горлуа бросил быстрый взгляд на Аббона, огромный силуэт которого нависал над ним и над принцем. Гигант смотрел на молодого рыцаря с таким выражением лица, как будто размышлял, как содрать с него живьем кожу.

— Да, Ваше Высочество, — сказал Горлуа, стараясь выглядеть абсолютно спокойным.

Принц покачал головой, выпустил руку рыцаря и пошел к своему коню, разглядывая по дороге серое — без туч — небо. «Сегодня, наверное, снег идти не будет», — подумал он.

Ничего не говоря и ни на кого не глядя, Гвидион неторопливо прошел перед группой, возглавляемой Морврином. Он все еще опирался на плечо Ллианы с таким видом, как будто ему было тяжело идти, и высвободил его лишь после того, как они зашли в его подземное жилище. Ллиана присела в углу — подальше от ложа, которое в течение уже нескольких дней занимал Махеолас, — и стала наблюдать за друидом, который начал складывать какие-то свои вещи в мешок.

— Еще слишком рано для того, чтобы отправляться в путь, — пробормотал он, словно догадавшись, какой вопрос уже вот-вот готов сорваться с губ юной эльфийки. — Твой отец, несмотря на свой возраст, все время торопится. Ему следовало бы научиться быть терпеливым…

Ллиана не решилась начать расспрашивать друида и попыталась самостоятельно догадаться о том, что сейчас происходит. Ее отец и группа окружавших его воинов, по всей видимости, ждали Гвидиона. Хотя она и делала вид, что ничего особенного не замечает, нужно быть слепой, чтобы не заметить Махеоласа, сидящего среди них со связанными руками и с подавленным выражением лица. Связывают ли руки тому, кого собираются освободить? Конечно же, нет… Тогда зачем его куда-то собираются увести: чтобы передать этого юношу его сородичам или чтобы его убить? Как бы там ни было, друид, похоже, собирался к этой группе присоединиться, и, судя по тому, что он не очень-то торопился это сделать, ему предстояло поучаствовать в чем-то таком, что его отнюдь не радовало.