Разведчик Петра Великого - Эдгар Крейс Страница 28

Король Франции страдал от великого множества самых различных болезней, и чем больше его лечили лекари, закончившие именитую Сорбонну, тем ему от их лечения становилось только хуже. Один из таких лекарей считал, что все болезни идут от зубов, и уговорил Людовика, что отсутствие оных повысит не только его здоровье, но и престиж. Взял, да и вырвал их вместе с челюстью и частью королевского нёба. Кроме того, Луи обладал достаточно скромным ростом, хотя подхалимы подданные называли короля высоким человеком. Его Величество даже изобрёл для себя обувь с весьма толстой подошвой. Подобные туфли, причём ярко-красного цвета, украшенные драгоценными каменьями, позволяли их обладателю хотя бы отчасти нивелировать тот внутренний дискомфорт, который у него появлялся, когда согласно самолично придуманному им этикету ему приходилось вставать на ноги. И, несмотря на всё это, угнаться в поедании блюд за Людовиком было крайне сложно. Для него только на обед в одной огромной чаше приносили безумное количество уток, зайцев, фазанов, жаворонков, цесарок и куропаток, которые до этого многие часы тушились в одном и том же соусе до рыхлого состояния. Ведь беззубый король не мог жевать.

Сегодня же, как и каждое утро, Его Величество по привычке принимал своих навязчивых придворных, которые так и порывались быть замеченными. Король же, нисколько не стесняясь, прямо в неглиже, с гордо приподнятым подбородком восседал на обитом бархатом стульчаке и справлял свои естественные потребности. Это был вполне обычный и давно заведённый утренний дворцовый ритуал, на котором подданные могли лицезреть процедуру просыпания их любимого короля и выполнение им утреннего туалета. Никто из подданных не обращал внимания на те специфические звуки, которые издавал Его Величество, как и на тот своеобразный запах, который исходил от тёмно-бордового стульчака. Обитатели Версаля вообще привычны к различного рода запахам, то и дело возникавшим совершенно не к месту. Подобными миазмами полнились многочисленные лестницы и бесконечные коридоры дворца, а стены и углы часто оказывались подозрительно мокрыми. В случае нужды никто из живущих во дворце не пытался срочно разыскать небольшую, специально отведённую для этих целей комнатку. Хотя, по правде говоря, количество подобных мест уединения в огромном королевском дворце можно было сосчитать на пальцах чуть ли не одной руки. Вот так, без предрассудков и зачастую в совсем немудрёной обстановке, королём принимались решения по весьма важным государственным вопросам. На этот раз праздно глазевшую публику вскоре попросили на выход, и в спальне с Его Величеством остался лишь аббат Изидор.

– И как там наши беглецы из дикой Рутении восприняли свой перевод в Сен-Дени? – полюбопытствовал Людовик, вставая с обитого бархатом стульчака.

Он все полчаса просидел на нём. Его жестоко мучили запоры. Престарелый монарх небрежно поправил расшитый золотом ночной халат, а слуга тут же подскочил к нему с кувшином винного спирта. Небрежно протерев расшитым золотыми нитями полотенцем руки, король направился в соседнюю комнату, в которой он обычно по утрам занимался прочтением государственных бумаг и их подписанием. Аббат тут же последовал за своим повелителем и, терпеливо дождавшись, когда тот поудобнее устроится в глубоком кожаном кресле, продолжил:

– А знаете, Ваше Величество, на удивление все трое русинов восприняли своё новое место заточения абсолютно спокойно. В отличие от новости, что к их предводителю, принцу Николя, едет его жена и их маленький сын. Кстати, о его рождении ни он сам, ни его тесть, похоже, что и не подозревали.

– Вот как! Выходит, что московский царь отчего-то не вполне доверяет своим особо приближённым подданным?

– Мне тоже пришла в голову подобная странная мысль, Ваше Величество, но смею вам напомнить, что ранее именно эта троица по приказу московского царя Петра воспрепятствовала воцарению на польском троне нашего протеже, принца Конти!

По сведениям моих людей – именно они помогли саксонцу Августу II захватить власть в Польском королевстве! Таким образом, я полагаю, что своего опытного лазутчика царь Пётр в корыстных целях намеренно держит в неведении о рождении наследника. На мой взгляд, он пожелал оставить в Москве заложниками его жену и сына. А вот весть о рождении ребёнка приберёг в качестве козырной карты, с тем чтобы в случае возникновения непредвиденной ситуации царский лазутчик оказался более сговорчивым и исполнительным.

– Похоже, что ты прав, мой друг! В этой истории, на мой взгляд, много странного, но в то же самое время она для меня становится всё интереснее и интереснее! Я даже перестал жалеть, что тебе в прошлый раз удалось меня уговорить не вешать этих вражеских лазутчиков! Полагаю, что намыленные верёвки стен Монфокона ^[13] пока подождут, а эту троицу мы сможем использовать себе на пользу! Верно, мой друг?

Аббат не стал вдаваться в рассуждения, а лишь согласно склонил голову. Людовик же продолжил:

– Ну что же, тогда мы можем себе позволить начать игру в кошки-мышки с московским царём! Мне даже стало зверски любопытно – кто из нас двоих победит в этом незримом поединке? Только вот вопрос: что Петру понадобилось у нас? Для чего он прислал к нам своих шпионов? Вот вопрос, который меня сейчас больше всего тревожит! Но ничего, у меня будет достаточно терпения, чтобы всё выведать! Под пытками эти русины могут оговорить себя как угодно, но меня интересует лишь правда, и я непременно её узнаю!

Сморщенное вечной маской недовольства лицо французского короля на миг разгладилось. Он даже как-то внешне помолодел, а в глазах загорелся нестерпимый огонь заядлого картёжника. Настоящий азарт охотника. Но выражение радости на лице Его Величества было весьма недолгим. Вскоре дали о себе знать острые колики в нездоровом желудке, и помолодевшее на короткое время лицо снова сморщилось, стало пепельно-серым и недовольным жизнью. Но хитрый Изидор был счастлив, что его скромный труд не пропал всуе.

– Я рад, что мой повелитель не сердится на меня за мою дерзость, которую я проявил при нашей прошлой встрече, противореча вам в сем деликатном вопросе о московских шпионах! – покорно склонил голову седовласый аббат. – На мой взгляд, мы даже могли бы сделать вид, что действительно поверили русинам в их искренности и даже в некотором смысле смогли бы дать им некую свободу действий, чтобы те в полной мере могли себя проявить. Кроме того, мы даже можем помочь им с обустройством в Париже и поселить в доме, где наши люди будут иметь возможность присматривать за нашими гостями. Московские лазутчики непременно должны каким-то образом поддерживать связь с тем, кто их к нам послал! А мы будем терпеливы и понаблюдаем за теми и другими, чтобы узнать их истинные цели и поймать людей, через которых они будут иметь сношения с царём Петром. А затем станем снабжать того ложными сведениями.

Людовику явно понравилось предложение аббата. Он вообще весьма любил тайные игры, но он терпеть не мог, когда последнее слово оставалось не за ним. Оттого каждое предложение своих подданных, которое он считал дельным, король сдабривал своими приправами, а затем подавал уже как собственное блюдо. Монарх хитро прищурил левый глаз и неспешно произнёс: