Ксенофоб  - Игорь Шенгальц Страница 27

Как и в прошлый раз, негромко играла музыка и стройная девушка на сцене выводила мелодичным голосом слова песни, но ее мало кто слушал. В зале стоял легкий гул, посетители общались, некоторые – весьма активно, но в целом обстановка была спокойной, пьяных я не заметил – гости просто не успели дойти до нужной кондиции, поэтому держали себя в рамках приличия.

Обзорное окно личных апартаментов Салданова, сквозь которое он наблюдал происходящее в зале, было затемнено снаружи, поэтому с моей позиции не было понятно, есть ли кто-то сейчас внутри комнаты или же там пусто. Даже свет не пробивался с той стороны, оставляя всех гостей, находящихся в апартаментах, инкогнито. Для меня же решающим фактором оказалась лестница, ведущая в апартаменты, она находилась в очень удачном для обзора секторе, поэтому кто бы ни появился с той стороны или, наоборот, ни попытался подняться на второй этаж, непременно угодил бы в мое поле зрения.

Охраны в ресторации заметно прибавилось. Мой прошлый визит не прошел даром для хозяина заведения. Теперь у лестницы дежурили сразу четыре крепыша, еще четверо стояли на входе, всматриваясь в лица гостей, и несколько вразнобой слонялись по залу. На улице также дежурили четверо, и я не сомневался, что на втором этаже есть и другие охранники. Теперь в случае необходимости Салданов обладал достаточным числом бойцов, чтобы чувствовать себя уверенно.

Мне же усиленная охрана нисколько не мешала. Ко мне они не цеплялись, попросту не узнав, а наверх к риттер-баронету я наведываться сегодня не собирался. Так что пусть себе работают ребята, не жалко.

Первые час-полтора ожидания я провел с пользой не только для души, но и для тела. Для начала я заказал плотный ужин и графин красного вина, заранее настраиваясь на то, что ждать придется долго, но не рыскать же по всему городу в поисках других источников сведений о Симбирском. Рано или поздно, но в ресторации он появится. Тем более Марлен давала сегодня последний в зимнем сезоне концерт.

С удовольствием отправляя в рот очередной кусок сочного слабопрожаренного стейка с кровью, приготовленного на колониальный манер с ароматными травами, и запивая его вином, я не забывал осматривать вновь прибывающих гостей. Чиновники и кауфманы, аристократы и разбогатевшие промышленники, несколько иностранцев в непривычных взору одеждах – кого тут только не было.

Официанты лавировали между столиками, как легкие шлюпки среди волн, умудряясь при этом носить заставленные снедью подносы с чувством непередаваемого пренебрежения ко всем здесь присутствующим.

Певицу на сцене сменила другая, но и эта не вызвала фурора. Все ждали появления Марлен, остальные лабухи гостей не интересовали.

В зале было сильно накурено, дым висел кустистыми облаками в воздухе, заставляя некоторых дам кашлять. Я тоже потребовал подать мне спички и сигару.

Потягивая вино, я заметил, что почти все мужчины в зале употребляли маленькими порциями золотистый напиток цвета соломы, все более и более распаляясь от каждого дополнительного глотка. Причем напиток подавали в чайничках под видом ягертее, который, как известно, настаивается на множестве трав и имеет высокую крепость.

Да это же uisgebeatha, что в переводе с кельтского означает «живая вода», другими словами, виски – колониальный напиток, приобретший невероятную популярность за последние полгода и в Руссо-Пруссии. Несмотря на императорское эмбарго, запретившее на неопределенный срок все товары из-за океана – и я догадывался о причинах произошедшего, – виски все же умудрялись поставлять в империю контрабандным способом. И поставки эти приняли в последнее время чуть ли не промышленные масштабы.

Императору Константину хватало иных проблем, поэтому контрабандистов особо не гоняли, отчего те чувствовали себя все уверенней и весьма процветали в финансовом плане.

К слову сказать, на франкские и бриттские товары никакого запрета не существовало, несмотря на долгую историю вражды наших государств, но коньяки и бренди подобным спросом не пользовались. Запрет порождает интерес, и история с «живой водой» это наглядно демонстрировала.

Любопытства ради я подозвал халдея и, понизив голос до таинственного шепота, попросил его принести и мне то, что дегустируют остальные господа. Официант смерил меня весьма подозрительным взглядом, но пожелание исполнил, и через пять минут у меня на столике стоял небольшой чайник, содержимое которого изрядно било по обонянию.

Отпив пару глотков, я поморщился. Нет, специфические крепкие алкогольные напитки – это испытание на любителя. Я предпочитал «казенную» или же готов был довольствоваться пузатой кружкой светлого пива, в крайнем случае, как сегодня, отдавая дань бокалу-другому вина. Но вполне возможно, что я попросту не распробовал этот напиток, число его любителей росло день ото дня.

К тому же я не понимал весь этот ажиотаж и конспирацию вокруг виски. Да, его ввоз в страну сейчас под запретом, но ведь у нас не сухой закон. Виски – это просто контрабандный товар, за который даже не посадят, а лишь оштрафуют. Так зачем весь этот лишний шум вокруг? Потом я догадался: чем больше пыли в глаза – тем ценнее товар, тем больше можно накрутить цену за бутылку. А лучше всего вообще пустить слух, что только настоящие аристократы могут позволить себе пить виски. И тогда каждый, кто мнит себя хоть в чем-то выше остальных, будет считать своим долгом потреблять исключительно этот напиток независимо от цены.

Внезапно оркестр смолк, свет в зале притушили, и на сцену вышел конферансье в смокинге.

– Дамы и господа, в этот прекрасный зимний вечер, когда за окном воет вьюга, наше заведение готово согреть всех вас глоточком чая…

В зале засмеялись, особенно веселились любители того самого «чая».

– Но чай согревает лишь ваши тела, для души мы приготовили иное.

Гости замолкли, готовясь к столь долгожданному объявлению.

– Для вас поет несравненная Марлен!

Шквал аплодисментов буквально смел конферансье со сцены, а на его место вышла белокурая девушка, вступив в освещенный прожектором круг, – невысокая, но с хорошей фигурой и тонким аристократическим лицом.

Негромко заиграл оркестр, словно подбирая на ходу ноты, выстраивая интонационный рисунок, подстраиваясь под исполнителя.

Марлен запела. Позже я не смог вспомнить, о чем была та песня. Слов я не разбирал, слыша лишь голос. Но с каждым словом, с каждой строкой передо мной как наяву вставала история девушки, молодой и прекрасной, невинной, но в то же время порочной, неприступной и вызывающе сексуальной. Пела она о своих желаниях, своих мечтах, своих грезах, рассказывая о самом постыдном с шокирующей откровенностью.

Зал внимал. Казалось, вокруг даже перестали дышать.

Наконец песня затихла, оркестр умолк, но еще долгих полминуты в зале стояла гробовая тишина, пока кто-то один не начал хлопать в ладоши, сначала осторожно, даже чуть испуганно, а потом все ускоряясь, и вот уже весь зал вскочил из-за столиков, и я в том числе, и бешено аплодировал, сливаясь в общем экстазе.