Человек-Паук. Вечная юность - Стефан Петручо Страница 27

– Это ты уже говорил. Дальше что?

– Я хочу отыскать скрижаль. Что вы можете сказать о том, кто забрал ее?

Стейси наморщил лоб.

– От того, что я считаю тебя не настолько скверным, как пишут в прессе, мне не легче делиться с тобой подробностями текущего расследования, – сказал он с новым вздохом. – Ее забрал Марко, Человек-Гора, один из боевиков Маггии.

– Человек-Гора? Неужели он настолько высок ростом? – Но, видя, как окаменело лицо Стейси, Питер оставил шутки. – Э-э... А зачем Маггии все это?

– Не знаю, но это еще не все. Сегодня коллеги из Флориды сообщили о том, что доктор Курт Коннорс и его семья похищены известным...

«Док Коннорс?»

Не дожидаясь окончания фразы, Человек-Паук сделал сальто и скрылся в ночи.

– Тебе знакомо это имя? – крикнул Стейси ему вслед. – Сынок, может, тебе есть, чем поделиться с полицией?

«Если бы я и хотел, не могу же я сказать ему, что Коннорс – это Ящер. Если бы я не заманил дока в рефрижератор, где его первобытная сущность от холода погрузилась в спячку, он до сих пор разгуливал бы по парку Эверглейдс, пожирая мелких млекопитающих и замышляя восстание рептилий, которое вновь вознесет их на «должное» место на вершине пищевой цепочки. От него-то Маггии что нужно?»

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

– ЧТО вы сделали с Мартой и Билли? – спросил доктор Курт Коннорс.

Под кожей, в обрубках мышц округлой культи на месте его правой руки, чувствовался зуд. Любой другой принял бы это за шальной приступ фантомных болей. Для него это было предупреждением.

Старик – очевидно, главный – промолчал, предоставив отвечать Цицерону, коротышке в крикливо-ярком галстуке.

– Пока ничего, только немножко связали, ради их же собственной безопасности. Этот твой мальчишка – просто ходячий фейерверк.

От мысли о жене и сыне – связанных, с кляпами во рту – боль прострелила отсутствующую руку так резко, что Коннорс пошатнулся и едва не упал. Часть его мозга уже поддалась первобытным инстинктам. Хотелось одновременно и схватиться уцелевшей рукой за культю и опереться ею на что-нибудь.

Увидев, что он не притворяется, похитители переглянулись.

Цицерон подхватил Коннорса под локоть и довел его до стола, на который доктор смог опереться. Престарелый босс поманил кого-то пальцем, и Коннорс услышал журчание льющейся жидкости.

– Старая рана пошаливает?

Эти гангстеры полагали, будто выяснили о нем все, что им требовалось знать. Они знали достаточно, чтобы отыскать его уединенный дом в Эверглейдс, захватить его жену и сына и угрожать их жизни, чтобы принудить его к сотрудничеству.

Но они и не представляли себе, насколько он может быть опасен.

Потеряв руку под минометным огнем, он задался целью отыскать способ исцелить и самого себя и миллионы других калек. Он полагал, что ключ к этому – в регенеративных способностях некоторых видов ящериц. Известно, что красногорлые анолисы, саламандры, гекконы и хамелеоны способны отторгать свои цепкие хвосты и отращивать их заново. Почему бы генной терапии не помочь людям обрести такие же способности? Но вместо этого экспериментальная сыворотка изменила доктора, встроив в его мозг инстинкты древнего хищника, с точки зрения которого все прочие живые существа – не более чем источник пищи.

Быть может, в следующий раз стоит поработать с лабораторными мышами, как все нормальные ученые.

С той самой минуты, как его взяли в плен, его сердце и разум рвались в бой. Первобытное стремление спасти жену и ребенка боролось с пониманием: все, что бы он ни предпринял, вероятнее всего, приведет к их гибели. Как только частный реактивный лайнер доставил их всех в Нью-Йорк, похитители разделили их. Отсутствие Марты и Билли затмевало разум и разжигало злость.

В результате доктора все меньше и меньше волновало, останутся похитители в живых или умрут. Мысль о том, что их жизнь и смерть в его руках, внушала омерзительное наслаждение.

Еще один признак близкого превращения...

Перед доктором поставили бокал дорогого бренди. Пользуясь предоставленным временем, он еще раз постарался убедить свою темную сторону, что, как бы ни сладок был миг отмщения, это обречет его семью на смерть.

Даже оно, даже это пресмыкающееся понимало, что такое семья, и это на время помогло сохранить контроль над собой.

– Покончили с выпивкой? Вот и хорошо. – Кто-то из гангстеров вынул из его руки бокал. – Теперь слушайте внимательно. Вы – ветеран войны, доктор. Я это уважаю. Поэтому объясню: мне не нужно от вас ничего незаконного, окей? Вы здесь затем, чтобы спасти жизнь. Мою. Сделайте это, и никто не пострадает. Черт побери, я прикажу доставить вас всех, куда пожелаете – домой, в Диснейленд, куда угодно – вместе с чеком на кругленькую сумму, которой хватит на самые несусветные исследования – хоть крокодилов, хоть кого другого. А? Так вам спокойнее?

В глазах старика что-то блеснуло. Рептилия узнала этот блеск. Любые слова, любые обещания этого человека имели только одну цель – исполнение его собственных желаний. Сложные сообщества млекопитающих, основанные на взаимовыручке и сочувствии другим, этому человеку были чужды.

В то, что Сильвермэйн пощадит его семью, Коннорс не верил ни на грош. Зато вполне верил, что он не убьет их, пока не получит то, чего добивается.

Поэтому доктор согласно кивнул.

– Вот и прекрасно. Марко, отведи его к Уэсли в лабораторию.

Но рептилия, угнездившаяся в голове Коннорса не оставляла его никогда. И сейчас, едва тяжелая рука великана легла на плечо, она встрепенулась:

– Вначале я хочу увидеться с семьей.

Марко схватил Коннорса за грудки. Этим гигантом явно двигали инстинкты примата.

– Ты будешь делать то, что говорит мистер Сильвермэйн.

Быстрота, с которой Сильвермэйн, до сих пор сидевший неподвижно, поднялся, весьма впечатлила рептилию в глубинах сознания Коннорса.

– Ты слышал, что я минуту назад говорил об уважении?

Сильвермэйн хлестнул великана по щекам – раз, другой, третий – и тот отпустил доктора. Покорно опустив взгляд, Марко потрогал покрасневшие щеки и насупился.

– У вас нет причин так унижать меня, мистер Сильвермэйн.

Вопреки смыслу слов, голос его звучал виновато.

Сильвермэйн отступил назад. Дышал он тяжело, колени его дрожали, руки шарили за спиной, тянулись к столу в поисках опоры.

– Здесь отдаю приказы только я. Только я и никто дру...

Старик закашлялся и схватился за грудь. Лицо его вспыхнуло румянцем – таким же нездоровым, как и прежний сероватый оттенок.

Цицерон тут же оживился, словно завсегдатай ипподрома, чья лошадь вдруг вырвалась вперед. Заметив взгляд Коннорса, он кивнул в сторону своего босса: