Упавшие в Зону. Учебка - Андрей Буторин Страница 27

Илона опять погрустнела. Плюх видел, что девушку что-то мучает, но задать вопрос не решался, предчувствовал, чем это кончится: ответа все равно не получит, а вот язвительную колкость – запросто. Эта черта в подруге ему, конечно, не доставляла большой радости, но, с другой стороны, это ведь было частью Илоны, ее характера, ее образа, всего того, что составляло ее личность. И если он полюбил этого человека, эту личность, то целиком ведь, а не какие-то отдельные кусочки. Если уж любишь – по-настоящему, всерьез, – то принимай все целиком. А Плюх любил по-настоящему, он был в этом уверен. И если бы вдруг его любимая лишилась какой-то черты, той же, к примеру, занозистости, то ему бы стало этого не хватать. В этом он был тоже убежден. Вот только главным теперь было сохранить в целостности не личность Илоны, а саму девушку – в самом прямом, наибуквальнейшем смысле. Не дать ей погибнуть. И оттого, что в этом от него самого мало что зависело, косморазведчик сильно переживал. Понимал, что надежды на успешный исход очень мало. Даже меньше, чем мало. «Зона вот-вот схлопнется, аннигилирует, исчезнет, – размышлял Егор. – Хорошо, если это будет и впрямь чем-то вроде аннигиляции, чем-то мгновенным. Таким, что сознание не успеет понять. Вот мы были, а вот нас уже нет. И пока были – на что-то надеялись, любили, грустили, радовались. Боялись смерти… А смерть пришла – и бояться ее уже некому. Так зачем же бояться того, чего не увидишь, не почувствуешь, не осознаешь? Не стоит бояться смерти. Стоит бояться лишь мучений перед ее приходом. И, наверное, прав профессор Сысоев, говоря, что излучение разбитых генераторов «Ревды» как раз и принесет эти самые мучения и ничего больше. Может быть, правда, зря мы идем к ней? Пусть бы и впрямь – щелк! – и нет ничего. Но сидеть и ждать, когда это случится, тоже мучительно. Самое лучшее, если бы это случилось на пути к кораблю…»

У Плюха появилась вдруг дикая мысль. «Что, если аккуратно, так, чтобы не услышала Илона, сказать Блямсу, чтобы тот «сбился с пути», не вел нас к «Ревде». Тогда любимая умрет не в ожидании смерти, не в мучениях, а пусть и с маленькой, но с надеждой. Да, это было бы здорово! Но как осуществить этот план? У Забияки прекрасный слух, просто так не пошепчешься. И это ведь не пару слов бросить – Блямсу нужно еще объяснить, зачем все это…» Тут разведчику стало не стыдно даже, а гадко. Он размышлял, как сделать лучше для любимой, а тем самым – и не в первую ли очередь? – и себе самому, а о чувствах и желаниях зеленого друга не только не вспомнил ни разу, но собирался использовать того в качестве инструмента для исполнения своих замыслов, соображая лишь, как половчей это сделать. «Ну ты и сволочь, космический разведчик третьего класса! – скрипнул Егор зубами. – И вот только не надо оправдываться, уж мне-то твои уловки да выверты все наперед известны».

Короче говоря, свой «коварный план» он из головы все-таки выбросил. Хорошо, не выбросил, а затолкал в темный угол сознания. Да уж, действительно в темный – во всех смыслах. А сделав это, Плюх решил постараться изо всех сил надеяться на лучшее. Потому что кто-то, вроде бы, говорил, что мысль материальна и что если о чем-то напряженно думать, чего-то очень-очень хотеть, то оно непременно произойдет. Как и наоборот: чего сильнее всего боишься, то и случается. Чушь, конечно, в Академии за такие идеи по шее бы надавали, но где та Академия, а где он, ее выпускник. Готовиться к неминуемой смерти там, между прочим, не учили. Учили, как ее избегать, но всего не предусмотришь. На миллион известных случаев всегда найдется миллион первый, никому до этого не известный.

«Ну вот, опять я о смерти! – разозлился на себя Плюх и решил, что будет думать о хорошем. – Поможет это спастись или не поможет, но так хотя бы достойнее остаток жизни проведешь… Тьфу!.. – Он чуть не зарычал. И сразу пришла в голову мысль, что и его любимая такая грустная потому, что думает о чем-то подобном. – Растормошить бы ее, но как?»

И тут Илона обернулась к нему и сбавила шаг, поджидая, пока он приблизится.

– Как думаешь, – спросила она, – люди точно после недавнего катаклизма уцелели?

– Мы ведь уцелели.

– Это еще ни о чем не говорит. Зона, как ты и сам знать изволишь, состоит… вероятно, уже состояла… из множества частей. Кому известно, сколько в ней мировых осколков насчитывалось. Сотня? Тысяча? Более?.. И вот ее соизволили разрушить. Но только ведь и арги эти – не боги. Хоть и говорят, что ломать – не строить, но кто их там знает? Чем они руководствуются? А вдруг, к примеру, каждую изъятую часть каждого мира на место возвращают? Вдруг им так религия велит, или там… совесть… Хоть и сильно я сомневаюсь в ее наличии у этих «богов».

Девушка, задумавшись, примолкла, а Плюх поразился, насколько похожими оказались их мысли!