Аргентина. Лейхтвейс - Андрей Валентинов Страница 27

Дикобраз даже не решился спросить, отчего бывшая. Весь город казался обломком Прошлого, случайно перенесенным из глубин веков. Ткань Времени истлела, остался лишь камень…

* * *

Два дня князь обживал предместье и не спешил подниматься на гору. Но все-таки пришлось. Явившийся с визитом Красный Нос настойчиво пригласил в муниципалитет, где следовало оформить все касающиеся интерно бумаги. Дикобраз без всякого восторга поглядел на зубчатую башню, но спорить не стал.

Дорога наверх начиналась прямо на знакомом пустыре, слева от руин – узкая тропа, которую вскоре сменили вырубленные прямо в скале ступени. Здесь ходили уже много веков, камень был стерт и выщерблен. Синьор Казалмаджиоре, взявший на себя роль Вергилия, пояснил, что подняться можно и по дороге, но это слишком долго, придется дважды обойти гору кругом. Ее вырубили не для людей, а для повозок. Так и зовут: Ослиный путь. Лошадей в повозки не впрягают, не всякая выдержит подъем.

От ступеней рябило в глазах, и князь с облегчением вздохнул, когда лестница кончилась. Теперь они были на Склонах. Там он и увидел первую пещеру под черным флагом.

«Дедушка! А почему города – пещерные? В пещерах первобытные люди прятались, которые неандертальцы и кроманьонцы».

– Дома здесь строят без фундамента, прямо на скале, – все тем же прозекторским тоном пояснил Красный Нос, когда улица-ущелье осталась позади. – Пытаемся укреплять, но без особого успеха. Сейчас вы увидите…

Он шагнул вперед – и увидел. Еще один пустырь: большой неровный четырехугольник – и огромные кучи камней, из-под которых выглядывали ряды кладок. Над всем нависала уцелевшая стена с высокими стрельчатыми окнами. На самом верху каким-то чудом держался покосившийся крест.

– Собор Святого Евстафия, покровителя города, – негромко проговорил Вергилий. – Стоял с XIII века. Я его хорошо помню, бывал ребенком. Там были замечательные витражи.

– И ничего нельзя было сделать? – вздохнул князь, заранее зная ответ.

– Его много раз подновляли, цементировали трещины… В 1913 го-ду была очень дождливая зима, вода текла по улицам, расшатывала камни. Все рухнуло в один день. К счастью, никто не погиб, наш настоятель говорил, что это истинное чудо.

Дикобраз вспомнил виденные в детстве фотографии мертвых городов. Человек и Время… Сколь ни сильны люди, но итогом всему – лишь черные вырубки в источенной дождями скале.

* * *

– О-о, вот и вы, наш дорогой князь! А я, признаться, уже успел соскучиться!..

Джузеппе Гамбаротта, шагнув через порог, протянул вперед крепкие руки, то ли желая обнять гостя, то ли ухватить за горло. Полные губы улыбались, глаза лучились радостью.

Князь, только что поставивший последнюю подпись на кипе бумаг, без всякой охоты встал. Менее всего хотелось общаться с подестой, однако у того явно имелись иные планы.

– Прекрасно! Прекрасно! Наконец-то вы сможете увидеть наш замечательный город. И главное – познакомиться с его людьми. Лучшими людьми!..

«А надо?» – чуть было не спросил Дикобраз, но в последний миг успел прикусить язык. Благодушие Сломанной Ноги ему очень не понравилось. Князь покосился на тяжелое пресс-папье, украшавшее стол. Если станут душить, может пригодиться.

Обошлось рукопожатием. Подеста, даже не взглянув на сидевшего за столом синьора Казалмаджиоре, широким жестом указал на распахнутое окно.

– В каждом городе свои традиции, князь. Грядет Почтовый час. Этому обычаю уже два века. Когда привозят письма, все жители Матеры собираются на площади и радуются тому, что мир о нас еще не забыл.

Словно в ответ глухо и тяжело ударил колокол.

– О! – подеста поднял вверх указательный палец. – Начинается! Пойдемте, князь, вы все увидите своими глазами.

Дикобраз подошел к подоконнику и поглядел вниз. Площадь, невеликий, втиснутый между домов квадрат, была заполнена людьми. Особенно густо стояли возле двухэтажного здания как раз напротив муниципалитета.

– Наша почта, – подсказал незаметно подошедший подеста. – Сейчас будут звонить в колокольчик и называть фамилии счастливцев. Я не оговорился, тем, кто получает письма, принято завидовать. Прежде переписку вели только самые богатые. Впрочем, остальные даже читать не умели. Поспешим, князь!

Он попытался приобнять гостя, но тому все-таки удалось ускользнуть.

Площадь встретила их медным переливчатым звоном. На пороге почты стоял важного вида мужчина в темной форме при фуражке и ремне, держа в высоко поднятой руке белый конверт.

– Джованни Бадолья! Прошу, прошу, синьор, не задерживайте!..

Толпа колыхнулась, пропуская первого счастливца.

* * *

Знакомства с лучшими людьми князь счастливо избежал, воспользовавшись многолюдьем у дверей почты. Улизнув и пробравшись через толпу, оказался у ступеней собора. Храм был куда меньше, чем его почивший собрат на брошенной площади, но тоже по виду очень старый. Серые колонны, острый шпиль кампанилы, огромное круглое окно над входом с многоцветной стеклянной розой, под ним – статуя Богоматери в глубокой нише. Печальный лик, каменные четки в руке.

…И глубокие трещины, разорвавшие старые стены. Беспощадное Время и здесь наложило свою печать.

Дикобраз поднялся на пару ступенек. Дальше идти не имело смысла, высокие медные двери заперты.

– Храм Мадонны Смуглолицей, – проговорил незнакомый голос. – Романский стиль, а вот когда построен, до сих пор спорят. Самая старая фреска – XIV столетия. Еще здесь хранятся мощи святого Иоанна, естественно, не апостола, местного аббата…

Князь оглянулся. У ступеней стоял широкоплечий молодой человек в соломенной шляпе, старом костюме и больших деревянных башмаках на босу ногу. Видом крепок, лицом – чистый киноактер, только без грима. Яркие губы, темные выразительные глаза, брови вразлет.

Увидев, что замечен, неизвестный снял шляпу.

– Добрый день! Разрешите отрекомендоваться: Америго Канди, интерно, три года. А вы – наверняка князь Руффо ди Скалетта, наш новенький. О вас только и говорят.

– Добрый день! Очень рад!..

Князь спустился вниз и протянул руку. Пожатие вышло крепким.

– А кто собственно говорит?

Америго Канди белозубо улыбнулся.

– В первую очередь синьор подеста, причем с каждым из ссыльных – лично, при закрытых дверях. Не знаю, чем грозили прочим, но мне обещаны каторжная тюрьма, кандалы и конфискация имущества. За что, думаю, вы уже догадались.

Князь молча кивнул. Сломанная Нога не зря столь благодушен. Переиграл, причем без особых усилий.

– Поэтому наши очень извиняются, но просят понять – и не наставить на личном знакомстве. Все это необычайно мерзко, однако страх всегда правил людьми. Матера – маленькая модель нашего мира, можно сказать, Земля, только плоская, как и положено Средневековью.