Пертурабо. Молот Олимпии - Гай Хейли Страница 27

Каллифона отошла от балюстрады и направилась к ложу у стены, где под навесом из разноцветного шелка были расставлены кушанья и напитки. Девушка окунула в жидкость пробоотборник — очередное изобретение приемного брата — и сверилась со шкалой. Убедившись, что вино не испорчено и не отравлено, она убрала прибор и наполнила кубок.

— Вы выбрали опасный путь. Если мы атакуем… — Дочь тирана пожала плечами.

— Когда мы атакуем, Каллифона, — поправил Пертурабо. — И ты меня не переубедишь. У Даммекоса уже руки чешутся.

— Хорошо, «когда». Завтра ты ввергнешь всю Пеллеконтию в войну, и пойдет она отсюда. Больше никто не будет доверять нам. О любых союзах можно забыть.

— Только если мы проиграем, — парировал он. — А этого не случится. В Кардисе находится единственный крупный источник меди на континенте. Его захват позволит мне создать машины куда более мощные, чем эти броненосцы на площади. Представь, что все наши солдаты вооружены не винтовками, а молниевыми пушками. Как тебе? Броня станет бесполезной. Стены многих городов устареют в одночасье.

— Сначала Кардис, а дальше что? — поинтересовалась Каллифона.

Пертурабо уставился вниз, где правитель Лохоса бродил между рядами бойцов, изучая их униформу и снаряжение. Технически все они были солдатами Даммекоса, но его собственнические повадки раздражали будущего примарха.

— Есть и другие вещества, которые можно превратить в еще более могучее оружие, — выдержав паузу, продолжил Пертурабо. Он тщательно подбирал слова, не уверенный, как много стоит говорить. — Вещества, способные к делению. Очень редкие. Древние люди опустошили недра планеты почти начисто, но особенно их интересовали именно такие расщепляющиеся элементы. Если я соберу их достаточно, то построю оружие столь огромной силы, что оно навсегда покончит со всеми войнами на Олимпии.

— Правда? — игриво воскликнула Каллифона. — Какой же ты умный!

Погружаясь в собственные мысли, Пертурабо становился глух ко многим проявлениям человеческого общения, включая юмор — если только ему не казалось, что его пробуют осмеять, и тогда уже просыпался его крутой нрав. Сам он к шуткам прибегал редко и использовал их как оружие в тщательно спланированном наступлении.

А сейчас он говорил серьезнее некуда.

— В Погребенной библиотеке я узнал многое, что и тебе пригодилось бы.

— Тебе так нравится копаться в старых развалинах. Семь лет уже. Пора найти новый повод для гордости.

— Ты слишком легко от этого отмахиваешься. — Пертурабо все еще наблюдал за Даммекосом. — Прочти книги, которые я там нашел.

— А кто сказал, что я этого уже не сделала? — с напускной застенчивостью пролепетала девушка. Брат наконец повернулся к ней лицом. Каллифона губами сорвала ягоду с виноградной грозди. — Знания, которые ты принес из города, перевернули всю нашу жизнь, и любому в здравом уме следует их прочитать.

Пертурабо довольно улыбнулся.

— Даммекосу не по душе умные женщины.

Он никогда не называл тирана отцом.

Каллифона состроила беззаботное личико.

— Не ты один в нашей семье любишь секреты. Хотя до тебя нам, конечно, далеко.

Пертурабо задумался.

— Дворцовая жизнь воспитывает некоторую… сдержанность. Возможно, ты думала, что я по своей натуре легко тут уживусь, но она, напротив, лишь еще больше отдаляет меня от вас.

Каллифона швырнула виноградину в голову приемного брата.

— Знаешь, в чем твоя проблема, Во? Ты просто образчик всех наших худших черт! Замкнутый, скрытный и высокомерный параноик.

Она говорила правду, но безо всякой злобы. И только ей он позволял называть себя «Во». Никто другой не рискнул бы сокращать его имя.

Пертурабо сдержанно улыбнулся сестре. Из всех родственников при дворе только с ней у него завязалось нечто, похожее на дружбу: их свели вместе общие беды, но с его недоверчивостью, не знавшей исключений, истинная близость оставалась маняще недоступной. Оба втайне сожалели об этом и мечтали о настоящей теплоте, но не могли ничего поделать. Как и всем в Лохосе, им оставалось лишь играть свои роли в великой трагедии жизни.

— Получится? — спросила Каллифона, с притворным безразличием разливая вино.

В огромных руках Пертурабо ее кубок сошел бы за наперсток, поэтому ему она наполняла другой, покрупнее. Такой вполне сгодился бы в качестве бадьи.

— Конечно. У меня есть верная стратегия. Даммекос полагает, что я делаю это на благо Лохоса, но он ошибается. Дело тут не в одном городе. Я иду на войну ради всей Олимпии. Есть ведь и другие миры, Каллифона, и пока мы разделены, мы уязвимы. Что если вернутся Черные Судьи? Или нагрянет кто-то другой? Мы должны быть готовы.

— Черные Судьи — всего лишь легенда, выдумка жрецов, — сказала она. — Темные братья богов. Говорят, в обмен на кровь молодых они присматривают за нами.

— Ты не хуже меня знаешь, что они — не выдумка. И они давно запаздывают с визитом.

Каллифона пожала плечами.

— Мне хочется думать о них как о чем-то нереальном.

— Думай как хочешь, но ты не можешь отрицать их существование. — Пертурабо отошел от балюстрады и взял со стола свое вино. — Но даже если ты докажешь обратное, то, уверен, согласишься, что лучше быть готовыми выступить единым фронтом. На всякий случай.

— Ты грезишь о недостижимом, брат, — сказала девушка. — Ты могуч, но Черные Судьи раздавят тебя, даже будь на твоей стороне все города и сатрапии Олимпии.

— Как знать. — Пертурабо кивнул и опустошил кубок. Его сосуд был впятеро больше сестринского, но, сколько бы он ни пил, алкоголь никак на него не действовал. — Лучше грезить и проиграть, чем цепляться за этот пагубный статус-кво. Я чувствую, что создан для чего-то куда большего, чем наша ничтожная Олимпия.

— Кажется, ты начинаешь верить в собственную легенду.

— Дорогая моя сестренка, я ни секунды не верю, будто я дитя богов. — Он поднял голову и посмотрел за границу навеса. Из труб заводов к небу тянулись столбы дыма. Где теплый воздух встречался с холодным, они опрокидывались, отчего верхние слои атмосферы оставались чисты. А за бесподобной синевой он различил тошнотворное кружение звездного вихря и дерзновенно уставился на него, словно наперекор зловещему присутствию. — Но я не с Олимпии, это точно.

— Ладно, — сказала Каллифона, подводя черту под их спором, и подняла кувшин. — Пусто! Сколько же ты пьешь? Принесу-ка я себе еще вина.

Пертурабо собрался подниматься.

— Давай я.

— О нет! — Девушка расплылась в улыбке. — Обойдемся без галантности. Тебе завтра предстоит битва, так что позволь сделать это мне.

Они были только вдвоем. Все знали, что пеонам доверять нельзя, но Пертурабо пошел дальше — он отказался держать кого-либо при себе и требовал, чтобы во время его гостевых визитов вся прислуга отсутствовала. Очередная странность, выделявшая приемного сына тирана среди ровесников.