Настоящик. Сборник рассказов - Александр Бачило Страница 27

Он ошеломленно захлопал глазами, оглядывая пустой вагон.

– Отличный костюм, – прогнусавил вдруг кто-то над самым его ухом.

Дед Мороз вздрогнул и обернулся. Человек в наглухо застегнутой куртке с капюшоном, надвинутым на лицо, поднял с пола красную шапку, выбил ее о колено, но хозяину не вернул. Поезд тихо тронулся и покатил, набирая ход – в обратную сторону.

– А что случилось-то? – с фальшивой беззаботностью спросил Дед Мороз. – Авария?

– Авария, – кивнул человек, пряча лицо. – Придется помочь...

– Рад бы, но... – Дед Мороз поспешно повернул бороду, пристраивая ее на положенное место, – я ведь и сам на службе. Подарки детворе развезти надо, а водила сломался. Но не оставлять же детей без Деда Мороза!

Он сунул было руку в мешок, но в то же мгновение ощутил холодное прикосновение металла – незнакомец стремительно приставил к его лбу двуствольный обрез.

– Не дергайся, дядя! Дай сюда мешок. Что у тебя там?

– Подарки! Что ж еще?! – чуть не плача сказал Дед Мороз.

Он безропотно расстался с мешком, в его руке остался только разграфленный листок.

– Совсем чуть-чуть осталось, – захныкал он, водя пальцем по строчкам. – На Ставропольской семь, Кириевскому, одиннадцать лет – вертолет, на Краснодонской девять, Бойко – танк, на Кубанской два, Киндергахт... как его, поганца... игрушка Гиганатано... взар...тьфу, на маршала Алабяна три, Черкиняну – алабянные, блин, то есть на маршала Оловяна...

Не обделался бы со страху, подумал Питон. Чего несет? Если только...

Он пригляделся к Деду Морозу внимательней. А что если это проверка? Может, он от заказчика и прибыл, клоун этот? А что? Прикид нынче самый расхожий.

– I need your clothes – сказал Питон.

Дед Мороз осекся.

– Чего?

– Не понимаешь?

– Плоховато у меня с языками, – залебезил Дед. – Уж не сердитесь. Три класса и коридор...

Нет. Этот – не от заказчика. Питон вздохнул.

– Мне нужна твоя одежда.

Я сперва за хохму принял, ей-Богу! Выходит перед строем паренек – ну лет двадцати трех, не старше.

– Больные, – спрашивает, – есть? Помялся кто в дороге, недомогает? Потертости? Царапины?

Надо же! Недомогания наши его волнуют. В учебке, небось, никто про здоровье не спрашивал. Дадут лопату – и недомогай, пока танк по башню не зароешь. А этот – прямо брат родной! Может, и правда, медбрат? На фельдшера что-то по возрасту не тянет. Черт их разберет в полевой-то форме. На погончике – две звезды, и те вдоль.

Тут подходит он прямо ко мне и спрашивает тихо:

– Родителей помнишь?

– Так точно! – говорю.

А сам удивляюсь. Чего их не помнить? Не так давно виделись.

– Живы? Здоровы?

– Более-менее...

– Отец не пьет? А мать?

Дались ему мои родители! На гражданке послал бы я его за такие вопросы. Но в учебке нас уже крепко переучили: хоть про мать, хоть про отца, хоть, извиняюсь, параметры конца... а начальство спрашивает – отвечай.

– Никак нет, товарищ старший прапорщик, – отвечаю, – непьющие они. Оба.

И вдруг чувствую, что и вправду – "О-ба!".

По шеренге этакий всхрюк пронесся, да не такой, как бывает, что ржать нельзя, а хочется. А такой, что сам не знаешь, от смеха всхрюкнул или от ужаса. Будто все разом вдохнули и затаились. И, главное, причина этому дыхательному упражнению явно во мне. А чего я сказал?

Гляжу на начальство, а оно, в ответку, на меня. Без улыбки глядит, спокойно так, и не поймешь, что у него на уме: то ли юморок армейский там притаился, то ли погрузочно-разгрузочные работы для меня, как говорится, в самом нужном месте.

– Так, – говорит, наконец. – Вижу, в учебке общевойсковой устав доводили. Но не весь...

И глазом по шеренге скользнул, будто выявляя, есть ли еще такие самородки, как я. Все застыли, вытянулись, как на параде, шары повыкатывали. Что ж такое? Чем этот прапор столько страху нагнал?

И тут вдруг начинает до меня доходить. Две звезды вдоль погона не одни прапорщики носят. Есть и еще подходящее звание.

Мать моя, красная армия! Говорили же нам, что отправляют в такую часть, что у нее ни номера, ни почты, зато по кухне полковники дежурят. А я-то еще ржал над такой перспективой! Ну, теперь все. До дембеля в солобонах ходить, да когда он еще будет, тот дембель? Оставят до особого распоряжения, всеобщего разоружения...

В общем, стою, дурак-дураком, не знаю, как вести-то теперь себя. Одно остается – дурака и включить.

– Виноват, – говорю, – товарищ генерал-лейтенант! – а сам будто заикаюсь. – Обо... знался!

Он только рукой махнул – молчи уж. И пошел вдоль строя.

– Это к лучшему, – говорит задумчиво, – что уставов не знаете. У нас тут свои уставы. Прогибаться некогда. Обстановка не позволяет. Единственное, что вам сейчас нужно затвердить, как "Отче наш", это... "Отче наш". Потому что дельце будет жаркое. По машинам!

– "Нет, – сказал зайчатам Мишка, – в стаде заяц – не трусишка!"

– В стае, Коленька! – тихо поправила мама.

– Зайцы стаями не ходят, – буркнул шестилетний Коленька, слезая с табуретки. – Все, давай подарок!

Дед Мороз, тронув затейливый узел на мешке, вопросительно покосился на колину маму. Та была расстроена. Ей явно хотелось, чтобы Коля блеснул.

– Это смотря, какие зайцы, – уклончиво заметил Дед Мороз. – Ваши-то, городские, может, и не ходят. Чего им стаей промышлять? На всем готовом живут – где магазин, где склад подломят... А в наших краях, к примеру, заяц голодный, он слона замотает, если стаей.

– Слона-а? – недоверчиво протянул Коля.

– Да что слона! – Дед Мороз махнул рукавицей. – По крепкому насту он, заяц-то, бывает, и на кордон выходит. Обложит со всех сторон и прет цепью. Тут с калашом не отсидишься, дегтярь нужен...

Дед Мороз вдруг умолк, поймав на себе изумленный мамин взгляд.

– В общем, маловат стишок, – сказал он, кашлянув. – Не тянет на подарок.

– Там же дальше еще, сыночек! – в голосе мамы звякнули умоляющие нотки.

– Ай! – отмахнулся Коля. – Там полкнижки еще! Хватит на сегодня!

– Ну, про дружбу, Коленька! – упрашивала мама. – Ты так хорошо читаешь стихи! Дедушке Морозу очень хочется послушать. Правда, Дедушка?

– Черт его знает, как так получается... – Дед Мороз почесал в затылке. – Никогда бы не подумал, что буду всю эту пургу слушать. Но вот поди ж ты! Нравится! Ты, Колян, пойми. Мне подарка не жалко, но за принцип я глотку порву! Сказано: подарки тем, кто маму слушается – все! Сдохни, а слушайся! Мать сказала: дальше рассказывай, значит, надо рассказывать, брат, до разборок не доводить. Это же мать! Сечешь фишку?