Кукла на качелях. (Сборник рассказов) - Яна Дубинянская Страница 27

Даже больше: я спрошу ее, что же мне делать.

Она должна понять. Должна подсказать именно то, единственное, что я давно знаю и сам…

Пыль. Серая завеса перед слезящимися глазами.

– Элль?!!..

* * *

Она смотрела на меня.

Светлая сияющая фигурка на фоне черной полуоткрытой двери барака. Только что собиравшаяся войти туда, застигнутая, полуобернувшаяся. Несколько золотых прядей-паутинок еще хранили в воздухе движение полета.

В следущее мгновение она бросилась ко мне.

И защебетала, запела ксилофонными молоточками, быстро-быстро, сбивчиво, взволнованно. Я невольно поморщился. Неужели так трудно запомнить, что со мной имеет смысл говорить только на нормальном языке? Я никогда не делал ни одной попытки разобраться в ее музыкальном щебете, я не покойный Милленц, в конце концов!

– Замолчи! – довольно резко одернул я ее. Впрочем, глагол в повелительном наклонении все равно был для нее пустым звуком. – Надо поговорить. Я. Ты. Говорить. Важно.

Куда там! Она продолжала чирикать с удвоенной скоростью, она схватила меня за руку и пыталась потянуть куда-то за собой. Нежные пальчики впивались в кожу, как железные клещи.

– Лени! Ты будешь меня слушать или нет?! Я. Ты. Не… – поднятое ее босыми ногами облако пыли достигло моего лица и нырнуло в носоглотку. Все тело сотряс приступ надсадного кашля.

Полуослепший от слез и окончательно выведенный из себя, я крепко обхватил тонкое запястье и поволок ее за собой, не оборачиваясь и не интересуясь, успевает ли она переставлять ноги. Зайдем в барак, где хотя бы можно дышать, я сообщу ей обо всем, выслушаю ее, – если изволит высказаться на Всеобщем, – и уйду. Сеанс связи уже совсем скоро.

Черт возьми, да неужели я был готов приговорить себя к целой жизни такого вот запредельного музыкального визга?! Высота этих звуков давно перевалила за самую верхнюю земную октаву.

Я втащил ее в барак и захлопнул дверь. И глубоко вдохнул, с наслаждением очищая горло.

Полумрак здесь был еще гуще, чем снаружи. Я перевел дыхание, вытер слезы, сморгнул несколько раз.

И только тут увидел его.

Бородатая фигура тяжело поднялась со скрипнувших нар. Блеснули в полумраке воспаленные глаза и неожиданно белые, здоровые зубы.

– Ну наконец-то, Эл. Опаздываешь.

Запястье Лени в моей руке стало холодным и мелко-мелко задрожало. Она сделала короткий шаг вперед и робко звякнула одним-единственным молоточком.

Хгар ответил нечленораздельным ревом, в котором непостижимым образом тоже угадывалась ксилофонная мелодия.

… И я не успел – ни вмешаться, ни понять, ни предотвратить.

Я ничего не успел.

Только смотрел на хаотичные картинки сумасшедшего калейдоскопа.

Вот Хгар нагнулся и выпрямился, вот его рука оказалась продолженной чем-то массивным и длинным. Вот метнулась вперед Лени, подняв над головой скрещенные руки, отчаянно всхлипнул пронзительный ксилофон. Оружие Хгара взлетело вверх, темная косая полоса перечеркнула его лицо, на котором уже не было белого пятна жуткой ухмылки, одни сосредоточенные глаза. И треск. Сухой натужный треск, с каким ломается толстая тяжелая доска, с огромной силой натолкнувшись на преграду…

Лени упала вперед, ему на руки. И Хгар опустил ее на пол аккуратно и бережно.

Собственность…

Что-то маленькое и круглое, подпрыгивая, подкатилось к моим ногам.

– Иди, – по-прежнему насмешливо, но каким-то сорванным голосом выговорил Хгар. – И не говори, что я был неправ.

Я наклонился и поднял то, что лежало у ног. Гладкое, овальное и выпуклое, как линза. Обыкновенный камень. Может быть, опал.

Я сунул его в карман и взглянул на часы.

До сеанса оставалось один час двадцать четыре минуты.

2001