Рожденный в сражениях... - Сергей Хорев Страница 27

Слащев слушал неторопливый рассказа Егорова и думал. «Странно складывается картинка. Очень странно. Фрунзе мы помогли выздороветь, это понятно. Но откуда этот Егоров выискался, что Котовского спас? Ведь спас получается, когда жидёныша того удавил. В нашей истории именно он Котовского и застрелил. Списали на помутнение рассудка, а там как знать, как оно на самом деле было. Некого оказалось потом к Котовскому подвести? Да тут подведешь, пожалуй. Если такие, как Егоров рядом. С другой стороны, не вытащи Фрунзе обариновшегося Котовского из имения, подвели бы и так или иначе дело своё поганое сделали. Вот Фабрициусу авиа катастрофу всё-таки организовали. Намечался к Фрунзе замом, но не долетел. Ни разу не летал, ни на чем, никогда, и вдруг — аэроплан. Кой черт понес? Интересно, как уговорили? А может и не было никакой авиа? А был разбившийся аэроплан и трупы пилота и Фабрициуса. Поди, проверь сейчас. Но каков Егоров! Ведь беззаветнейший товарищ, боец, а не озлобился, не возненавидел своих противников в гражданской. Знает же, что с генеральским сыном сидит, а говорит как с братом. И ладно я, но чувствую же, что и Сашкина память не бунтует. Как же удалось тварям этим безродным разделить нас на белых и красных? Впрочем, это-то понятно. У красных троцкие старались, у белых — будберги и бреслеры. И чем больше они «старались», каждый со своей стороны, — тем больше наступало взаимное озлобление у русских, разделённых только лишь разным пониманием блага Отечества. И, слава Богу, что у Сталина и его соратников нашлись сила и политическая воля это понять, признать и призвать к примирению. И очистить советскую власть от троцких. Пусть не ото всех. Так ведь для того мы и здесь, чтобы напомнить при случае, кто чего стоит и будет стоить. Будберги, видя их конец, не вернутся. Но вернутся, уже вернулись, Слащевы, Аверьяновы, Барановы и Баскаковы, Виноградовы, Герасимовы и Денисовы. И многие, многие другие. А в моей истории, так и остались эмигрантами, потерявшими Родину и не нашедшими её в чужой земле. Теперь у них появился второй шанс. И они, хлебнувшие «цивилизации», его не упустят. Со всей «любовью и благодарностью» за «бескорыстную помощь» белому движению. Видели они её, эту бескорыстную. Полной ложкой хлебали. И получив снова Родину и её поддержку, вернут долг со всей русской широтой. И последний гвоздь в крышку гроба европейской цивилизации забьют со словами благодарности. Ненависть учит. Учит жестоко и навсегда. Я… Мы это знаем. И мы постараемся эту ненависть передать. Егоров, видевший всякое, еще не знает, какой может быть ненависть. Ненависть, которая сдирает кожу живьем. Ненависть, от которой кипит кровь, и вздуваются жилы. Ненависть, которая туманит рассудок, но оставляет чистым разум. И этот разум говорит только одно слово — СМЕРТЬ! СМЕРТЬ — всем врагам, предателям и иудам! СМЕРТЬ — всем перевертышам и продавшимся! СМЕРТЬ — всем извращенцам, растлителям и преступникам! СМЕРТЬ, СМЕРТЬ, СМЕРТЬ! И не будет нам покоя, пока последняя мразь не сдохнет в корчах. Они слишком долго пытались уничтожить нас. Настало время мести. И нашей местью будет только смерть. Мы, русские, не звери в человечьем обличии. Мы не будем мучить, измываться, капля за каплей выкачивая кровь и силы. Мы не станем развращать и растлевать. Мы просто уничтожим эту плесень, эту раковую опухоль на теле человечества. Мы не палачи, мы санитары. Санитары человечества».

Новиков.

Прием в Кремле. Наконец представится возможность увидеть тех, на кого они так рассчитывали — там, тогда. Невольно вспомнилась лихорадочная спешка последних дней перед… Он даже сейчас не мог подобрать слов, перед чем. Время поджимало. Сколько всего надо было успеть. Как они тогда справились? Бог весть. Все силы и время ушли на практическую подготовку к переходу (переносу, отправлению, перемещению?), и на все остальное — уже не хватало. Ни почитать, ни полазить в Интернете. С каждым осталось то, что он до этого знал и умел. Оказывается, этого было так мало! Что он знал, например о Сталине? Не как о руководителе, лидере, вожде, а как о человеке. Практически ничего. Бог с ней техникой! Это его волновало меньше всего. Техники и в это время хватало всякой. А немного подправить путь технического развития — не проблема, если знаешь, к какому конечному результату надо стремиться. А вот как быть с ними, с людьми, фактически вершившими сейчас судьбу не только России, но и всего мира? Как до них добраться? Убедить в собственной правоте? А может быть и не стоит ломиться? Может быть, надо просто делать все что в их силах каждому на своем месте? А как? Тогда, они решили, что разбираться с этим будут уже на месте.

Информация о бывшем будущем (опять парадоксы языка!), вместе с ЭИДом достигла, по крайней мере, Сталина и Фрунзе. И личности эти уже умудрились эту самую историю изрядно поменять. Он ещё не знал, не мог определить истинных размеров этих изменений, но они были на лицо. Первая пятилетка началась в двадцать пятом — на два года раньше! Коллективизация происходила, но без таких эксцессов, как он помнил. Разгром военной оппозиции в тридцатом! Это вообще откуда? Про всякую мелочь, вроде огромного количества немецких или по немецкой лицензии производимых авто и говорить не приходится. Почему именно так? Когда произошел этот поворот, и какие силы в нем задействованы?

Пока не будет ответа на эти вопросы — глупо проявлять большую активность. А где взять их, эти ответы? Причем взять так, чтобы не привлекать ненужного внимания? Пожалуй, самый надежный способ — это напросится на учебу в училище или академию.

Вереница машин, на сей раз без остановок, пересекла Красную площадь. Спасская башня Кремля. Быстрая, но внимательная проверка документов. Кремль.

Странное ощущение, нереальности происходящего, не покидало Новикова. Видимо от вчерашних странностей «пережог нервы» и на сегодняшнее действо адреналина банально не хватило.

На всех остальных это явно не распространялось. Народ волновался и переживал так искренне, что было даже чуточку завидно. Кто краснел, кто бледнел, кто нервно вытирал платком внезапно вспотевшую голову. Странным образом это всеобщее возбуждение помогло ему настроиться на адекватное восприятие реальности. Мир начал приобретать привычные краски и очертания.

Широкие лестницы. Белые, отделанные золотым кружевом, двери. Застывшие в скульптурной неподвижности часовые. Сводчатые потолки. Ослепительный свет десятка огромных люстр и настенных светильников. Ковровые дорожки, приятно приглушавшие звук шагов. Матово блестящий паркет. Впервые в Советское время награждение проводилось в Георгиевском зале Кремля. Тридцать награждаемых во главе с командармом Блюхером, застыли в напряженном ожидании. Новиков к своему удивлению не увидел Дудкина. Но особо удивляться было некогда, беззвучно открылись широкие двери и в зал вошли Сталин, Фрунзе, Калинин, кто-то ещё и… мать моя женщина! Котовский Григорий Иванович собственной персоной. Живой и невредимый. Конечно, Новиков уже помнил (запутаешься в этих временах!) что первый зам наркомвоенмора жив и здоров. Но, одно дело знать, другое дело видеть. Тем более что личность уж больно колоритная. Но оставим удивление на потом. Сталин и Фрунзе. На них они рассчитывали, надеялись, мечтали увидеть. Гениальный правитель, которому, несмотря ни на что, почти удалось невозможное, и гениальный военный организатор и стратег, который не успел реализовать свои возможности. При должной помощи они и только они могли погнать «клячу историю» в нужном направлении. Вместо капитуляции и самоуничтожения бросить вызов Мировому англо-саксонскому Варварству.